Миры Пола Андерсона. Т. 8. Операция “Хаос”. Танцовщица из Атлантиды
Шрифт:
Всего лишь несколько поколений назад и пока лишь в немногих своих государствах ахейцы начали постигать искусство мореходства. И Диорей был среди них исключением, ибо осмеливался несколько дней плыть напрямик, не видя берега, тогда как для кефтиу это было привычным. Зато его спутники были редкостными скотоводами и колесничими. Каждый из них великолепно разбирался в лошадях, и они часами обменивались мнениями и спорили с Улдином.
Они хранили нерушимую верность своей семье, своему племенному вождю и своему слову. Благородному мужу полагалось быть гостеприимным и щедрым во всю меру своих возможностей. Он был чистоплотен, опрятен и в хорошей физической форме. Он знал предания своего народа и законы;
Из недостатков Рид назвал бы гордыню, которая в любой миг могла обернуться угрюмой обидой или смертельным вызовом; кровожадную любовь к битвам; абсолютную бесчувственность ко всякому низшему, — а низшими были все, кроме свободнорожденных ахейцев и особо влиятельных чужеземцев; а еще неуживчивость, побуждавшую их разделяться на соперничающие микрогосударства, которые в свою очередь не знали покоя от внутренних раздоров и гражданских войн, приводивших к дальнейшему их раздроблению.
— Есть причина, почему Крит верховенствует над нами, — заметил Диорей, стоя на носу рядом с Ридом и следя за полетом выпущенной голубки. — И, может, самая главная. Мы не способны все разом тянуть в одну сторону. Ну да, правда, Лабиринт этого нам ни за что не позволит. Большие города на материке — Микены, Тиринф и все прочие — так они продались. Критские товары, критские обычаи, критские обряды, критское то, критское се, пока человека не вывернет! Бот бы взяли и просто передались миносу! Так нет! Он хитер, и ему другое требуется. Он сохраняет их царей-блюдолизов, чтобы они сидели в совете с нашими, строили козни, подкупали и стравливали истинных ахейцев между собой. А когда кто-то задумывает вырваться на свободу, вот как мой царь Эгей, соглядатай из Микен или Тиринфа вынюхает и уползет донести в Кносс.
— А тогда что? — спросил Рид.
— Ну, тогда минос свистит своим военным кораблям, закрывает все порты и хватает корабли всех данников и — хрр! — «союзников», которые не послали ему воинов. Так что они посылают. И вот почему в будущем году еще семь юношей и семь девушек поплывут из Афин к Минотавру…
Диорей умолк, приложил руку козырьком над глазами, сощурился, а потом сказал небрежно:
— Вон он! Теперь и ты сумеешь разглядеть то, что видела птица. Вон там, на краю мира, видишь пятнышко? Вершина горы на Крите, не иначе, клянусь животом Афродиты.
Они обогнули огромный остров еще до заката. Над морем белели обрывы. За ними земля уходила вверх зелеными уступами. Волны бороздили корабли, многочисленные, как чайки, бороздившие небо. Эрисса стояла у перил и смотрела. Последние дни она ничем не выдавала печали. Но говорила только тогда, когда промолчать было нельзя, и все время сидела одна со своими мыслями. Рид подошел к ней.
Она не обернулась к нему. «Какие страхи и желание прячутся за этим гордым профилем?» — подумал он. И словно услышав его, она сказала тихо:
— Не беспокойся за меня, Данкен. Годы научили меня ждать.
К вечеру следующего дня из лиловых вод поднялся зубчатый Пелопоннес. Ни голых холмов, усеянных деревушками, ни множества теплоходов, которые помнил Рид. Темная зелень лесов, пустынное море, пустынное небо и тишина, в которой стук и плеск весел звучали слишком громко. Даже старшой, задававший темп гребцам, понизил голос. В воздухе веяло прохладой. Крылья пары журавлей в вышине вспыхивали закатным золотом.
Диорей указал на остров Кифер в нескольких милях от берега. Он выглядел точно так же, как берега материка.
— До Пирея два дня хода, а то и меньше, — сказал кормчий. — Но мы остановимся на ночлег тут, возблагодарим богов за легкое плавание, разомнем ноги и проспим ночь не в тесноте, так что можно будет
Пляж в небольшой бухте хранил следы былых ночлегов — закопченные кольца камней, обрывки веревок и другой пристойный мусор. Выше виднелась каменная гробница в форме улья, а напротив нее — грубо вырезанный деревянный бог, чьей наиболее примечательной чертой был фаллос. Тропинка уводила под деревья — к источнику, объяснил Диорей. Но в этот вечер весь пляж был в их распоряжении. Моряки посадили корабль на мель, сбросили с кормы якорь — большой камень, и, захватив с собой рулевые весла, зашлепали по воде на берег.
Выбравшись на пляж, Улдин зашатался.
— Это заколдованное место! — крикнул он, выхватил саблю и свирепо огляделся. — Земля тут качается под ногами!
— Скоро перестанет, — ухмыльнулся Олег. — Вот хорошее средство от этого! — И он побежал туда, где моряки разминали мышцы, бегая вперегонки, борясь, играя в чехарду и испуская боевые кличи. Диорей позволил им развлекаться полчаса, а потом приказал разбить лагерь, собрать хворост, разжечь костер.
Эрисса отошла к гробнице. Не тронув плаща, окутывавшего ее ниже пояса, она сняла тунику, обнажив грудь, сжала в руке амулет и опустилась на колени, молитвенно склонив голову, так что распущенные волосы закрыли ее лицо. Диорей помрачнел.
— Жаль, я не помешал ей! — шепнул он Риду. — Заметь я вовремя, так остановил бы ее.
— А что она делает?
— Молится о вещем сне, наверно. Я и сам хотел. Говорят, он на редкость силен, ну, муж, здесь погребенный. А теперь мне уже нельзя. Он может разгневаться, если его потревожат дважды в один вечер. А я бы часть жертвы посвятил ему! — Диорей хмуро подергал себя за бороду. — Знать бы, какую клятву она тут приносит! Это ведь не простая критянка, друг Данкен, и даже не простая сестра по обряду танца с быком. Что-то есть в ней особое. На твоем месте я бы держался от нее подальше.
Эрисса надела тунику и отошла в сторону. Казалось, она обрела внутреннее спокойствие. Рид не посмел заговорить с ней. Он все сильнее ощущал, каким чужим был для него ее мир.
Ночь наступила прежде, чем на углях костра успели поджарить овец, которых везли из Египта для этой стоянки. Жертвоприношение было недолгим, но впечатляющим зрелищем. Высокие мужчины чинно стояли в красных отблесках и скользящих тенях, подняв оружие в честь Гермеса, покровителя путников; Диорей звучно произнес молитву, а затем торжественно заколол овец, вырезал бедренные кости и, завернув их в жир, бросился в пламя под басистые возгласы «Ксарейс! Ксарейс! Ксарейс!», которые возносились к звездам вместе с дымом и гулкими ударами мечей о шлемы и бронзовые нагрудники.
Олег перекрестился. Улдин разрезал подушечку большого пальца и выдавил в костер несколько капель крови. Разглядеть в темноте Эриссу Рид не сумел.
Но она разделила последовавшую затем трапезу. Это было веселое обжорство. По кругу ходили бурдюки с вином. Потом встал кто-то из воинов, забряцал на лире и затянул героическое сказание:
…Во гневе восстал Гиппотус, горцев губитель преславный, Тот, что стоянки их сжег, мужчин же их коршунам бросил, А женщин и злато забрал с главою владыки Скедиона, Тугой тетивой зазвеневши, стрела прямо в цель полетела…