Миры Роберта Хайнлайна. Книга 15
Шрифт:
Но особенно я старалась с Шефом, поскольку надеялась заработать его благосклонность. Он вообще-то не был так уж мерзок, при условии сочетания методов «Б» и «В».
Но гораздо труднее мне пришлось с Роксом — тут я комбинировала методы «А» и «В» — у этого подлеца жутко воняло изо рта, да и в остальном он был не слишком чистоплотен. Увы, пришлось и на это не обращать внимания и изо всех сил льстить его мужицкому самолюбию.
Порядочно измотавшись со мной, он процедил сквозь зубы:
— Мак, мы зря время теряем! Эта сволочь довольна!
— Ну так вставай, пусть малыш позабавится еще. Он готов.
— Ладно.
И он отвесил мне пощечину. Я вскрикнула.
— Не смей бить ее! — прозвучал властный голос.
— Это кто говорит-то? Мак, что-то ты много на себя берешь!
— Это я говорю.
Что-то новенькое — этого голоса я еще не слышала. Доносился он из радиосистемы на потолке комнаты.
— Рокс, Мак — руководитель группы, и ты это знаешь не хуже меня. Мак, пошли Рокса ко мне, мне нужно ему пару слов сказать.
— Шеф, но я только помочь хотел!
— Рокс, ты слышал, что тебе сказано было? — спокойно спросил Шеф. — Штаны надень — и вперед.
Тут я ощутила, что вес тела Рокса больше не давит на меня и его зловонное дыхание исчезло. Вот тебе и вся любовь!
Голос с потолка зазвучал вновь:
— Что, Мак, мисс Фрайди действительно наслаждается маленькой церемонией, которую мы устроили в ее честь?
— Похоже на то, Шеф, — медленно и неохотно отозвался Мак. — Ну, по крайней мере, так она себя ведет.
— Что скажете, мисс Фрайди? Вам и правда понравилось?
На его вопрос я не ответила. Вместо этого я детально прошлась по его семейству, уделив особое внимание его матушке и сестренкам. Если бы я сказала ему правду: что Мак был бы очень даже ничего себе в других обстоятельствах, что Коротышка не произвел на меня никакого впечатления, а Рокса я, будь моя воля, прикончила бы при первой возможности, — прости-прощай тогда метод «В».
— И тебе того же, милашка, — дружелюбно отозвался голос с потолка. — Ужасно жаль огорчать тебя, но дело в том, что я — сирота. Нет у меня ни мамочки, ни сестриц. Мак, надень ей наручники и укрой одеялом. Укол не делай. Я с ней попозже разберусь.
Жалкий любитель! Босс никогда не стал бы предупреждать пленного, что собирается допрашивать его!
— Эй, сиротка!
— Да, дорогая?
Тут я обвинила его в грехе, который к матерям и сестрам отношения не имеет, но с анатомической точки зрения вполне возможен (ну, так мне, по крайней мере, говорили). Голос ответил:
— А как же? Каждую ночку, лапушка! Очень успокаивает!
Одно очко в пользу Шефа. Пожалуй, подучись он немного, из него вышел бы неплохой профессионал. Ну а пока он для меня продолжал оставаться слюнявым любителем, и никакого уважения я к нему не испытывала. Он потерял одного — а то и двух — из своих людей, заставил меня переносить совершенно ненужные пытки и побои. Нет, не будь я тренирована соответствующим образом, можно было запросто отправиться на тот свет. А так — он впустую часа два потерял. Будь на его месте мой Босс, из пленного сразу бы кишки выпустили и он бы уже пару часов наговаривал на магнитофон все, что знал. Мак даже не жалел времени и сил, чтобы всюду таскаться со мной, — даже в туалет поперся — смотрел, как я мочилась. Ну не дураки, спрашивается? Ведь одна из самых мучительных пыток как раз и состоит в том, чтобы лишить жертву возможности совершать естественные отправления!
Ничуть не хуже, чем болевые пытки, уверяю вас, а уж в сочетании с ними и другими унижениями потрясающе быстро развязывает языки.
Наверное, Мак этого не знал. Вообще я решила, что он довольно мил, если бы не его склонность — да нет, чего там — несмотря на его склонность к насилию. Все мужчины таковы, тут уж ничего не поделаешь.
Кто-то положил матрас обратно на кровать. Мак довел меня до нее, велел лечь на спину и закинуть руки за голову, после чего пристегнул мои руки и ноги к спинкам кровати браслетами. Это были не те «строгие» наручники, которыми обычно пользуются полицейские, а весьма, сказала бы я, гуманные, с бархатной подкладкой, с такими детишки играют в космических шерифов. Да кто же тут дурак все-таки? Шеф, что ли?
Мак проверил, надежно ли закреплены наручники, и заботливо укрыл меня одеялом. Черт подери, я бы не удивилась, если бы он поцеловал меня на ночь! Но он этого не сделал — тихо ушел.
Ну а если бы поцеловал, следовало ли бы мне снова полностью использовать метод «В»? Или отвернуться? Вопрос, конечно, на засыпку… Метод «В» — он ведь целиком основан на принципе «Я-ничего-не-могу-с-собой-поделать» и все время требует точного расчета, когда и сколько энтузиазма проявить. Если насильник заподозрит жертву в том, что она притворяется, — игре конец.
В конце концов я решила, что от этого гипотетического поцелуя следовало бы отказаться — и заснула.
Но долго поспать мне не удалось. По правде говоря, я зверски устала от всего происшедшего и заснула как убитая, но только я успела погрузиться в сон, как меня разбудила пощечина. Это был не Мак. Рокс, конечно. Ударил он меня не так сильно, как в прошлый раз, — впрочем, опять без толку. Наверное, решил отомстить мне за взбучку, которую получил от Шефа. Я решила, что, когда настанет мое время пытать его, я буду делать это долго и нудно…
Раздался хриплый, тонкий голос Коротышки:
— Мак не велел ее бить!
— А я ее бил? Просто потрепал по щечке любя — и все. Чтобы проснулась. Так что заткнись и делай свое дело, понял? Стой и держи ее на прицеле. Ее, балда, не меня!
Они поволокли меня на нижний этаж — в одну из наших камер для допроса. Коротышка и Рокс ушли. То есть насчет Коротышки я только догадывалась, а про Рокса знала точно — исчез его тошнотворный «аромат». Начался допрос. Сколько человек меня допрашивали, не знаю, потому что слышала все время один и тот же голос — того, кого называли Шефом. Он явно опять разговаривал со мной через радиосистему.
— Доброе утро, мисс Фрайди!
(Утро? Что-то не похоже!)
— Привет, сиротка!
— Рад, что ты в хорошем настроении, милашка, поскольку разговор у нас будет долгий и неприятный. Мне хотелось бы узнать о тебе все-все, моя радость.
— Валяй спрашивай. С чего начнем?
— Для начала расскажи-ка мне о твоем последнем путешествии — все до капельки. И скажи, на кого ты работаешь. Собственно, это я и сам мог бы тебе сказать: мы уже много чего знаем — и поэтому, если ты будешь врать, будет сразу ясно. Врать не стоит, совсем не стоит, дорогуша моя. А будешь врать — будет тебе плохо, и мне будет очень жаль, а тебе будет жаль еще больше.