Миры Роберта Хайнлайна. Книга 15
Шрифт:
— Похоже, их было пятеро. А может, и четверо.
— Думаю, шестеро. Опиши, как запомнила.
— Да никак не запомнила. Мне было не до того, чтобы их разглядывать. Ну, первый… Я на него только взглянула — и тут же убила. Ростом… где-то метр семьдесят пять. Блондин, гладко выбрит. Лицо славянского типа. Но вот только его я и запомнила. И то потому, что он не двигался — я ему шею сломала.
— А второй убитый был блондин или брюнет?
— «Белсен»? Брюнет.
— Нет, не «Белсен». На ферме. Только не расстраивайся. Ты там убила двоих и серьезно ранила троих, прежде чем они сумели повалить тебя всем скопом. Хвала твоему инструктору, кстати говоря. Убегая, мы не могли прикончить столько врагов, чтобы они
— Да, собственно, это почти все. Потом — групповое изнасилование, потом допрос обычный, потом с наркотиками, потом с пытками.
— Бедная девочка… Я сочувствую тебе всей душой. Ты получишь премию, большую премию, поскольку я расцениваю обстоятельства как сверхзатруднительные.
— Да нет, Босс, вы преувеличиваете. Я же не кисейная барышня. Бывало кое-что со мной и не менее мерзкое. Но вот был там один подонок… В лицо его не видела, но я его узнаю, все равно узнаю! Нужен он мне — он и дядюшка Джим. Ох, только бы мне найти его — уж я его помучаю всласть, прежде чем убить…
— Могу только повторить то, что уже говорил тебе. Личная месть для нас — ошибка. При этом мы рискуем собственной жизнью.
— Ради того чтобы отправить на тот свет этого ублюдка, я готова рискнуть жизнью. Босс, не думайте только, что я хочу мстить их же оружием. Да, им приказано было изнасиловать меня: они думали, что от этого я стану более разговорчивой на допросе. Но этой сволочи следовало принять ванну, вылечить зубы и чистить их каждый день и рот полоскать после еды. А еще было бы неплохо, чтобы ему кто-нибудь объяснил, что давать пощечину женщине, с которой ты только что… Я не знаю его в лицо, но отлично помню его мерзкий запах, его противный голос и его кличку — Рокс. Или Роки.
— Джереми Рокфорд.
— Что? Вы его знаете? Где он?
— Я знавал его когда-то, а не так давно видел его совсем близко и, думаю, не ошибся. Он покоится в мире.
— Вот как? Надеюсь, он умер не своей смертью?
— Не своей. И не легкой. Фрайди, я сказал тебе не все, что знаю…
Можно подумать, вы когда-нибудь это делали.
— …потому что хотел, чтобы сначала ты рассказала мне все. Их нападение на ферму удалось потому, что Джим Пруфит отключил энергетическое обеспечение — главный «Шипстоун». Поэтому у нас для защиты не осталось ничего, кроме ручного оружия, — у тех немногих, у кого оно было, а у большинства — только голые руки. Я отдал приказ об эвакуации, и большинство наших покинуло ферму через туннель, который был тайно вырыт, когда перестраивали ферму. Мне и больно, и горько об этом говорить, но я горд, что трое наших, которые были вооружены, решили остаться и прикрыть остальных. Я знаю, что они погибли, потому что держал туннель открытым до тех пор, пока мы не услышали, что в дом вошли враги. Тогда я взорвал туннель.
За несколько часов мы собрали людей и организовали контрнападение. Особые трудности, как всегда, возникли с автомобилями, как ты понимаешь. Мы-то могли и пешком, но вот для тебя была нужна как минимум одна карета «Скорой помощи».
— А откуда вы узнали, что я жива?
— Оттуда же откуда я узнал, что в дом вошли враги. Прослушивание на расстоянии, Фрайди, девочка моя; все, что было сказано тобой и тебе, все, что было сделано с тобой, все это мы слышали и записывали. Сам я слушать не мог, потому что был занят организацией контрнападения, но главные моменты мне давали прослушивать в записи, как только у меня появлялась минутка-другая. Я горжусь тобой, Фрайди.
Зная о том, где находится тот или иной «жучок», мы могли определить, где они держат тебя, знали о том, что они приковали тебя к кровати, знали, сколько их в доме, где они находятся, когда улеглись спать, кто остался дежурить. Короче, вся обстановка в доме к моменту начала контрнападения была нам отлично известна. Мы напали. То есть они, наши люди. Я же не могу, как ты понимаешь, вести отряд, хромая на костылях. Я командовал на расстоянии.
Наши люди ударили по дому, проникли внутрь. Те четверо, кому это было приказано, освободили тебя. Один из них, к слову сказать, был вооружен только ножовкой. Все было сделано за три минуты одиннадцать секунд. Потом мы подожгли дом.
— Босс! Вашу прекрасную ферму!
— Фрайди, когда корабль идет ко дну, нет смысла спасать скатерти в кают-компании. Ферма нам больше не понадобится. Да, при пожаре в доме погибло множество секретных отчетов и уйма ценнейшего оборудования. Но самое главное — поджог помог нам быстро избавиться от тех, кто узнал все наши тайны. До того как мы подожгли дом, мы выставили со всех сторон охрану, и всех, кто пытался выбраться из дома, пристреливали на месте.
Вот тогда-то я и заметил твоего знакомого — Джереми Рокфорда. Ему попали в ногу, когда он пытался удрать через восточный выход. Он опять убрался в дом, потом решил попытаться выбраться через другой выход, но и это ему не удалось — выйти он не смог. Он так орал, что, уверяю тебя, ты можешь быть спокойна — смерть его была нелегкой.
— О Босс, поверьте, когда я говорила, что хочу отомстить ему, я вовсе не собиралась сжигать его заживо!
— Если бы он не уподобился лошади, бегущей от страха обратно в горящую конюшню, он умер бы так, как умерли остальные — быстро, от выстрела лазерной винтовки. Мы убивали их на месте, пленных не брали.
— Даже для допроса?
— Наверное, это было неправильно, так я думаю, по крайней мере. Но, дорогая моя Фрайди, ты бы видела, что там творилось! Ведь все наши слушали записи — по крайней мере, изнасилования и последнего допроса с пытками. Да наши парни не стали бы брать пленных, отдай я даже такой приказ. А я приказа не пытался отдавать. Я хочу, чтобы ты знала, как высоко ценят тебя твои товарищи. Многие из них тебе знакомы, но есть и такие, которых ты никогда не видела и вряд ли когда-нибудь увидишь.
Босс потянулся за костылями, оперся на них, встал на ноги.
— Я уже лишних семь минут с тобой говорю. Тебе нужно отдохнуть. Завтра я снова зайду. Сейчас придет сестра и даст тебе снотворного. Спи и поправляйся.
Несколько минут я пробыла в одиночестве. Мне было так хорошо. Слова-то какие… «Как высоко тебя ценят твои товарищи!» Знаете, когда вы одиноки, такие слова означают все. Они так согрели меня, что я даже забыла, что я — не человек.
ГЛАВА 4
Будет и на моей улице праздник — это когда я шефа переспорю. Сомневаетесь? Ну почему же? Мне иногда везло — то есть бывали дни, когда я не проигрывала в споре с ним. В те дни, когда он меня не навещал.
А началось все с того, что мы с ним полностью разошлись во мнениях по поводу того, когда должно закончиться мое лечение. Я чувствовала себя в силах либо отправиться домой в отпуск, либо вернуться к работе дня через четыре. Не скажу, конечно, что я горела желанием опять схватиться с кем-нибудь врукопашную, но какое-нибудь несложное задание я вполне могла бы выполнить. Но больше всего меня тянуло в Новую Зеландию. Все мои раны зажили. Да и было-то всего: ожоги кое-где, четыре сломанных ребра, простые переломы большой и малой берцовых костей на левой ноге, множественные переломы костей на правой, перелом основания черепа без осложнений, ну и еще (неприятно, конечно, кто спорит, но к работе это никакого отношения не имеет) — кто-то умудрился отрезать или откусить у меня правый сосок.