Миры Роберта Хайнлайна. Книга 20
Шрифт:
– Но не без остатка, – возразила Тийна. – Мы удвоили все, что она хотела взять с собой, и я сохранила копию, но остались еще текущие программы, доклады и отчеты. Мы должны были стать идентичными близнецами, но она кое-что от меня утаила, не поделилась, тварь эдакая! Разве это честно? Справедливо? Я вас спрашиваю!
– Не спрашивайте меня, Тийна. Я никогда не была компьютером. Вот что, Ричард, ты когда-нибудь играл в «падающую трубу»?
– Понятия не имею, что сие значит.
– Вот здесь, на лестнице, ты повиснешь на мне и приземлишься на следующей ступеньке
– Конечно, подружка!
Эти «падающие трубы» оказались забавнее, чем прыжки щенка колли!
После первого «падения трубы» я настоял на том, чтобы прыгнуть еще четыре раза (для практики, вернее, забавы ради). Хэйзел мне потворствовала, как ребенку, а Тийна постаралась, чтобы я ненароком не повредил новую ногу при «приземлениях». Для бывшего ампутанта лестница – слишком рискованное и утомительное место, но подъемник еще утомительнее и к тому же мрачнее: следует влезть в ремень, похожий на пояс толстухи или упряжь телеги.
Придуманные Хэйзел «трубы» не только тренируют, но будоражат и веселят, напоминая то, что я испытывал в детстве, на ферме дяди, прыгая вниз со стогов соломы. Здесь только не было пыли и жары Айовы. У-у-ппи!
Хэйзел наконец остановила меня.
– Хватит, милый, пошли в бассейн. Пожалуйста!
– О'кей. И вы с нами, Тийна?
– А как же!
– Вы что, дорогая, собираетесь подсматривать? – спросила Хэйзел. – Или вас интересует только один из нас?
– Хэйзел, мы больше не вживляем передатчики в тела пациентов. Это чересчур грубо. Мы с Зебом разработали новую систему слежения с использованием четырехканальной дуплексной аудиовидеосвязи. Цвет пока что немного хромает, но мы его наладим.
– Так, выходит, вы будете за нами подглядывать?
– Я бы предпочла это назвать «лучом-разведчиком», так звучит элегантнее… Ну да, я буду подглядывать и подслушивать!
– Так я и думала. А что, нам нельзя и уединиться? У меня есть семейные проблемы, требующие обсуждения с супругом.
– Не сомневаюсь, подружка. Считайте, что это всего лишь госпитальный мониторинг при полном соблюдении тайны: как у трех маленьких обезьянок!
– Спасибо, дорогуша!
– Не за что. Обычное фирменное обслуживание. Но если понадобится выползти из-под упавшей на вас скалы, лишь упомяните мое имя. А своего подопечного, этого типа, поцелуйте разок за меня. Ну, давайте действуйте!
– У нас и в самом деле будет возможность уединиться, Ричард, если понадобится. Тийна слышит и видит нас в каждую долю секунды, но делает это безлично, как вольтметр, и все ее внимание занимают такие показатели, как пульс, частота дыхания, давление и прочее. Нечто подобное делалось для предохранения тебя от шока во время болезни.
Я откомментировал с присущим мне блеском:
– Неужто?
Мы вышли из центрального корпуса и оказались в маленьком садике-парке, огороженном с трех сторон П-образным зданием. В центре зеленого, полного цветов и растений дворика, был водоем, идеально дополнявший клумбы, дорожки, кусты и деревья.
Хэйзел остановилась у скамьи под деревом на берегу бассейна. Когда мы сели, скамья приняла форму, повторяющую очертания наших тел. Мы наблюдали за плавающими и забавляющимися людьми. Хэйзел спросила:
– Скажи, что ты помнишь о нашем прибытии сюда?
– Не так уж и много. Я же еле держался, ты сама знаешь… – (Теперь от раны остался шрам толщиной в волосок. Я едва разглядел его и даже почувствовал некоторое разочарование.) – Помню женщину. Тамару, Тамми. Она поглядела мне в глаза и казалась встревоженной. Сказала тебе что-то на совсем незнакомом языке.
– На галакте. Ты тоже научишься, это нетрудно.
– Да? Потом она еще что-то сказала, и это все, что я могу припомнить.
Ощущение, что все произошло вчера. Это почему-то тревожит. Хэйзел, сколько же прошло времени?
– Зависит от системы отсчета. Можешь считать, что месяц.
– И они держали меня «в нокауте» столько времени? Но такой долгий наркоз вреден!
(Тут я и в самом деле обеспокоился: если даже операцию провели сразу после драки и если я выйду из госпиталя физически восстановленным, то может остаться пагубная привычка к болеутоляющим или наркотикам: морфину, димедролу, «сан-суси», метадролу, чему-то еще…) – Мой дорогой, ты же вовсе не был в «нокауте»!
– Даешь обратный ход?
– Да нет, ты просто находился в так называемых «Полях Леты», то есть в мертвой зоне. Все время и без наркотиков. Пациент остается живым и поддается лечению. Исключена всякая боль. Или вредные побочные воздействия. Ты был ранен, милый, но боль от тебя «отвели», и ты о ней забыл. Поэтому причиняемое ею изнурение тоже исключено. В результате организму не понадобится долгое «вымывание» наркотиков, отвыкание от них и то, что называется «реабилитацией». – Она улыбнулась. – Ты был не слишком-то общителен, ибо совершенно не помнил, что произошло всего две секунды назад. Но тебе нравилось слушать музыку. И ел ты тоже совсем неплохо!
– Меня кормила ты?
– Нет. Я не вмешивалась в действия профессионалов. Моя палка выскользнула из руки, упала на траву. Хэйзел нагнулась, подняла ее и подала мне.
– Кстати, я ее перезарядила.
– Спасибо… Эй!.. она же была заряжена! И до отказа!
– Это было до того, как те подонки прыгнули на нас. И слава богу, что была заряжена! Иначе мы оба были бы мертвы. Я-то уж точно.
Следующие десять минут мы смущали друг друга, излагая встречные точки зрения на потасовку у входа в «Раффлз». Надо сказать, они совершенно не совпадали!
Она утверждала, что вовсе не использовала сумку в качестве орудия или оружия.
– Ну что ты, милый! Это было бы слишком медленно и неэффективно. Ты уложил двоих сразу, и это дало мне возможность выхватить мой маленький «мийако». А потом я использовала шарф!
По ее версии, я расстрелял в упор всего четверых, а она обрабатывала фланговых, тех, кого я не успел уложить. Но они все же повалили меня, пырнув в бедро. Ножом? Она сказала, что из раны были вынуты бамбуковые щепки. Одновременно меня обдали каким-то аэрозолем. Но она все же успела убить того, кто меня опрыскал.