Миры Роберта Хайнлайна. Книга 5
Шрифт:
— Такую возможность я допускаю. Однако подобных обстоятельств вообразить не могу.
— А их и не надо воображать. Мы вам сами все разъясним.
Дюбуа вихрем сорвался с кушетки.
— Слушай, Дак, ты не посмеешь…
— Засохни, Джок! Он имеет право знать.
— Он не должен знать ничего, во всяком случае сейчас… и здесь! И ты не смеешь ставить под удар остальных, доверяя ему эту тайну! Ты же о нем ничегошеньки не знаешь!
— Это оправданный риск. — Бродбент опять повернулся ко мне.
Дюбуа схватил его за руку и силой повернул к себе.
— Будь он трижды проклят — твой оправданный риск! Дак, я раньше всегда стоял за тебя, но сейчас, прежде чем позволю тебе выболтать чужой
Бродбент удивился, потом холодно усмехнулся прямо в лицо Дюбуа.
— Думаешь, справишься, Джок, сынок?
Дюбуа ответил ему гневным взглядом, но на попятный не пошел. Бродбент был на голову выше и килограммов этак на двадцать тяжелее. Сейчас Дюбуа мне нравился — меня всегда восхищает безумная храбрость крошечного котенка, боевая доблесть бентамского петушка или решимость маленького человечка умереть ради своих принципов, но силе не покориться… И хотя я не думал, что Бродбент убьет его, все же подозревал, что с Дюбуа сейчас обойдутся, как с ковриком для вытирания ног. Вмешиваться я не собирался. Каждый человек имеет право выбирать по своему вкусу время и место самоуничтожения.
Я видел, как нарастала напряженность. Потом совершенно неожиданно, Бродбент засмеялся и крепко хлопнул Дюбуа по плечу.
— Молодец, Джок! — Затем он повернулся ко мне: — Простите, нам придется на минуту прерваться. Мне с приятелем требуется раскурить трубку мира.
Номер был оборудован защищенной секцией, где стояли видеофон и диктофон. Бродбент взял Дюбуа под руку и отвел туда. Оба, продолжая стоять, горячо спорили о чем-то.
Такие удобства в общественных местах вроде отелей иногда бывают далеки от совершенства, но «Эйзенхауэр» — шикарная гостиница, и оборудование работало великолепно. Я видел, как двигаются их губы, но ничего не слышал. Лицо Бродбента было обращено ко мне, а Дюбуа отражался в стенном зеркале. Когда я начинал давать свои знаменитые сеансы чтения мыслей, я наконец понял, почему мой папаша лупил меня как Сидорову козу, пока я не научился читать по губам — сеансы я всегда проводил в ярко освещенном зале и носил очки, которыми… впрочем, неважно. Важно, что я умел читать по губам. Дюбуа говорил:
— Дак, идиот ты проклятый, так тебя и разэдак, ты что же хочешь, чтобы мы оказались в конце концов где-нибудь в каменоломнях Титана? Этот самовлюбленный недомерок тут же все выложит…
Я чуть не пропустил ответ Бродбента. Самовлюбленный, это надо же! Да если отбросить в сторону абсолютно непредвзятую оценку собственной гениальности, то я в высшей степени скромный человек!
Бродбент:
— … если в городе всего одна рулетка, то кому дело до того, что крупье — жулик? Джок, кроме Смизи нам не на кого рассчитывать.
Дюбуа:
— Ладно, но тогда вызови доктора Скорцца, пусть загипнотизирует его и накачает транквилизаторами. Но ничего не говори ему по существу дела… во всяком случае, пока он не пообвыкнет и мы не окажемся вдали от Земли.
Бродбент:
— Хмм… Скорцца сам говорил мне, что нельзя полагаться на гипноз и наркотики, особенно для того представления, которое нам потребуется. Мы заинтересованы в его сотрудничестве, сотрудничестве, основанном на понимании…
Дюбуа засопел:
— О каком понимании, о каком интеллекте ты говоришь! Ты только погляди на него! Вылитый петух, что самодовольно вышагивает по курятнику! Конечно, рост у него подходящий, да и формой головы похож на шефа — только в ней-то ни черта нет! Он струсит, наложит в штаны и продаст наше дело ни за грош! Да и сыграть эту роль он не сможет — он же просто театральная дешевка!
Если бы бессмертного Карузо обвинили в том, что он берет фальшивые ноты, он вряд ли оскорбился бы сильнее, чем я. Но я уверен, что именно в эту минуту я вполне оправдал свои претензии на равенство с такими талантами, как Бербедж [3] или Бут [4] . Я продолжал полировать ногти и ничем не обнаружил, что понял сказанное, однако решил, что когда-нибудь заставлю мистера Дюбуа лить слезы и хохотать с разрывом в двадцать секунд. Я выждал еще несколько минут, потом встал и направился к защищенной секции. Когда они увидели, что я собираюсь войти, оба замолчали.
3
Ричард Бербедж (1567–1619) — английский актер, друг Шекспира (прим. ред.).
4
Эдвин Томас Бут (1833–1893) — американский актер. Выдающийся исполнитель роли Гамлета. Лучшие роли — Ричард III, Лир, Отелло (прим. ред.).
Я тихо произнес:
— Хватит, джентльмены. Я изменил свое мнение.
Дюбуа явно обрадовался:
— Решили отказаться от работы?
— Наоборот, я принимаю предложение. Мой друг Бродбент заверил меня, что работа не войдет в противоречие с моей совестью, и я поверил ему на слово. Он заверил меня так же, что нуждается в актере, а потому проблемы режиссуры меня не должны волновать. Я принимаю предложение.
Дюбуа разозлился, но смолчал. Я ожидал, что Бродбент будет в восторге, но он почему-то наоборот встревожился.
— Хорошо, — согласился он. — Начнем сейчас же. Лоренцо, я не могу точно сказать, на какое время вы нам понадобитесь. Полагаю, на несколько дней. За это время вам придется раза два появиться на людях на час-полтора.
— Это не имеет значения, если только у меня будет достаточно времени, чтобы войти в роль — стать тем, кого я должен имитировать. И все же, хотя бы приблизительно, на какой срок я вам понадоблюсь? Мне придется известить своего агента.
— О нет! Ни в коем случае!
— Но я хочу знать — как долго. Неделя?
— Конечно меньше, иначе все пропало.
— Как это прикажете понимать?
— Не берите в голову. Вас устроят сто империалов в день?
Я заколебался, видя как легко он согласился на мои условия, но решил, что сейчас можно и пофасонить. Я сделал небрежный жест:
— Не будем говорить о таких мелочах. Не сомневаюсь, что вы предложите мне такой гонорар, который будет соответствовать моему творческому потенциалу.
— Ладно-ладно, — не скрывая нетерпения, отвернулся от меня Бродбент. — Джок, свяжись с космопортом. Потом позвони Лангстону и скажи, что мы начали работать по плану «Марди Грас». Сверь с ним часы. Лоренцо… — Он знаком приказал мне следовать за ним и открыл дверь ванной комнаты. Там он раскрыл маленький чемоданчик и грубовато спросил: — Из этого дерьма что-нибудь пригодится?
Это действительно было барахло — очень дорогой и совершенно профессионально непригодный гримировальный набор — из тех, что продаются чуть не в каждом магазине ушибленным сценой подросткам.
— Правильно ли я вас понял, сэр, что вам угодно, чтобы я немедленно приступил к перевоплощению? Не дав мне времени на изучение объекта?
— Что? Нет-нет! Я хочу, чтобы вы изменили свою внешность — и никто не мог бы узнать вас, когда мы будем уходить. Это возможно, не так ли?
Я холодно ответил, что быть узнаваемым публикой — тяжкий крест, который несут все знаменитости. И не стал добавлять, что существует бесчисленное множество людей, которые узнают Великого Лоренцо повсюду, где бы он не появился.