Миры Роджера Желязны. Том 4
Шрифт:
…Я снова был один, вокруг пахло дымом и озоном. Я стоял подле обугленных останков того, кто был некогда Данго-Ножом. Даже блуждающий огонек куда-то исчез.
Дождь хлынул как из ведра, смыв все запахи. Я побрел в том направлении, откуда пришел. В ботинках хлюпала вода, одежда промокла насквозь. Как и где я уснул — не помню.
Наверное, именно сон помогает человеку сохранить рассудок. Периоды сна служат скобками, в которые заключен каждый прожитый день. Если вы сморозили какую-нибудь глупость или причинили кому-то боль, то вы начинаете злиться, когда вам напоминают об этом, но — сегодня. А если вас спросят о чем-то, что произошло вчера, то вы лишь кивнете или усмехнетесь. Вы уже перенеслись через небытие или сновидение на другой островок в океане Времени. Много ли образов можно вызвать из памяти? Сначала кажется, что много. На самом деле — все это лишь малая толика того, что хранится где-то в глубинах души. И чем дольше вы напрягаете свой мозг, тем больше подробностей всплывает на поверхность. Поэтому, стоит мне поспать, и я освобождаюсь от тех воспоминаний, что причиняют мне боль.
Может показаться, что это проявление черствости. Нет, это вовсе не означает, что я живу, не испытывая боли, не жалея ни о чем. Просто за долгие века у меня выработался условный рефлекс: после всякого эмоционального потрясения голова забита мыслями о происшедшем. Но спустя некоторое время память, как стервятник, постепенно сужает круги и наконец камнем падает на источник боли, раздирает его в клочья и пожирает, а прошлое безмолвным свидетелем стоит рядом. Мне кажется, это называется «взгляд со стороны».
Много людей умерло у меня на глазах. Их смерть принимала самые разные обличья. Равнодушным я никогда не оставался. Но сон дает памяти возможность вновь завести пружину, и на следующий день моя голова снова принадлежит мне. Потому что кроме смерти есть еще жизнь, в которой соседствуют любовь и ненависть, радость и печаль, война и мир…
Я нашел однажды утром, высоко в горах, девушку. Губы ее уже посинели, а пальцы стали холодными, как лед. На ней было лишь полосатое трико, и она лежала, свернувшись калачиком под крохотным кустиком. Я завернул ее в свою куртку и оставил сумку с инструментами и образцами минералов на той скале, так потом и не вернувшись за ними. Девушка бредила, мне показалось, что она несколько раз произнесла имя «Ноэль», пока я нес ее к машине. На ее теле были следы нескольких серьезных ушибов, а также множество мелких порезов и ссадин.
Я отвез ее в больницу. На следующее утро пришел навестить и узнал, что она отказалась назвать себя. Кроме того, у нее не оказалось денег, чтобы оплатить счет за медицинскую помощь. Я сделал это за нее и заодно поинтересовался, что она собирается делать дальше. Она сказала, что не знает. Я предложил ей пока пожить в снимаемом мной коттедже, и девушка согласилась.
Всю первую неделю мне казалось, будто в доме поселилось привидение. Девушка постоянно молчала, не отвечая на мои вопросы. Она готовила и убиралась, а все остальное время проводила, запершись в своей комнате. Но вот неделю спустя она услышала, как я играю на старой мандолине — я впервые взял в руки инструмент за последние несколько месяцев, — села напротив меня и стала слушать. И я играл намного дольше, чем рассчитывал, так как впервые за все это время девушка хоть как-то отреагировала на то, что происходило вокруг нее. Когда я наконец отложил мандолину в сторону, она спросила, нельзя ли ей поиграть. Я кивнул, и девушка подошла ко мне, взяла инструмент и заиграла. Играла она довольно средне, как, впрочем, и я. Я послушал, потом принес ей чашечку кофе и пожелал «доброй ночи». И все.
Однако на следующий день это был уже совершенно другой человек. Она слегка подстригла свои темные волосы и сделала прическу. Припухлость под глазами также почти исчезла. За завтраком мы с ней болтали обо всем понемножку: о погоде, о последних новостях, о моей коллекции минералов, о музыке, о предметах антиквариата и даже об экзотических рыбках. Обо всем, кроме нее самой. После этого мы повсюду стали ходить вместе: в рестораны, в театры, на пляж… Только не в горы. Так прошло почти четыре месяца, и в один прекрасный день я вдруг понял, что влюбился. Конечно, я ей ничего не сказал, но она наверняка догадалась обо всем сама. Хотя, черт побери, я ведь не знал о ней ровным счетом ничего и чувствовал себя неловко. Может, у нее где-то есть муж и шестеро детей!
Однажды она попросила меня сводить ее на танцы. Мы пошли и танцевали на террасе под звездами до четырех утра, пока заведение не закрылось. Когда около полудня я проснулся, ее уже не было. На кухонном столе лежала записка: «Спасибо за все. Пожалуйста, не ищите меня. Я должна вернуться. Я люблю вас». Подписи, разумеется, не было. Вот и все, что мне известно об этой девушке, имени которой я так и не узнал.
Когда мне было лет пятнадцать, подстригая газон, я нашел под деревом птенца скворца с переломанными лапками. Точнее, у меня сложилось такое впечатление, так как они торчали в разные стороны под невероятным углом. Он сидел, упираясь в землю перьями хвоста, а когда заметил меня, то откинул голову назад и широко разинул клюв. Я наклонился и увидел, что его со всех сторон облепили муравьи, поэтому поднял и стряхнул с него насекомых. Затем, поискав куда бы его положить, решил, что небольшая корзинка со свежескошенной травой подойдет лучше всего. Я поставил корзинку с птенцом на столик под кленами и попытался при помощи пипетки залить ему в горло несколько капель молока, но он едва не захлебнулся. Я снова принялся за работу. Чуть позже я вернулся, чтобы взглянуть на птенца, и обнаружил рядом с ним на траве пять или шесть больших черных жуков. Я с отвращением выбросил их. На следующее утро, когда я вернулся с молоком и пипеткой, рядом с ним опять лежали жуки. Я опять навел порядок. Некоторое время спустя я увидел, как на край корзины опустилась большая черная птица. Она что-то бросила туда и снова улетела. Я продолжал наблюдать за ней. За следующие полчаса она прилетала три раза. Когда я подошел и заглянул в корзину, там было полным-полно черных жуков. Я понял, что мать пыталась накормить ими птенца, однако он не мог их есть, поэтому она просто оставляла их в корзине. В ту ночь птенца обнаружил кот, и, когда я на следующий день вновь пришел с пипеткой и молоком, в корзине остались лишь несколько перышек и капли крови.
Где-то в просторах Галактики есть место, где вокруг красного солнца кружится пояс астероидов. Несколько веков назад мы обнаружили там разумных членистоногих, которые звали себя «виллисами». Контакта с ними установить не удалось. Они отказывались от предложений дружбы и сотрудничества всех известных рас разумных существ. Кроме того, они убили наших послов и прислали нам их тела в расчлененном виде. Когда мы впервые встретились с ними, у виллисов были лишь межпланетные корабли. Однако совсем скоро они овладели секретом межзвездных путешествий. Они грабили и убивали везде, где появлялись, а затем вновь укрывались в своей системе. Возможно, виллисы не представляли себе тогда силы межгалактического сообщества или им на это было просто наплевать, но тем не менее они верно рассудили, что пройдет немало времени, прежде чем мы договоримся выступить единым фронтом.
Вообще-то, межзвездная война — крайне редкое явление. Пейанцы — единственная раса, имевшая о ней представление. И когда все наши атаки были отбиты, а остатки объединенного флота — отозваны, мы начали обстреливать планету издалека. Однако виллисы обладали более совершенной техникой, чем мы сперва предполагали, в частности почти идеальной системой противоракетной обороны. В конце концов мы отступили, взяв их в кольцо блокады.
Они не прекращали своих рейдов. Тогда на помощь пришли Имя-носящие. Три мироформиста — Санг-Ринг из Крелдеи, Карф'тинг из Мордеи и я — были выбраны при помощи жребия для проведения операции. Мы должны были объединить наши силы. И вот в системе виллисов, вдали от орбиты их родной планеты, пояс астероидов стал собираться в нечто, напоминающее планетоид. Осколок за осколком пояс рос, постепенно меняя орбиту. Мы со своими машинами расположились за пределами их звездной системы, управляя образованием нового мира и его продвижением к намеченной цели. Когда виллисы поняли, что происходит, и попытались разрушить планетоид, было уже слишком поздно. Но пощады они не просили, и ни один из них не пытался бежать. Они ждали, и день настал. Орбиты двух планет пересеклись, и теперь лишь кольцо из осколков некогда населенного мира кружится вокруг красного солнца… После этого я целую неделю беспробудно пил.
А однажды я погибал в пустыне, пытаясь добраться пешком до ближайшего поселка, поскольку моя машина была безнадежно разбита. Я шел уже четыре дня, из них два — без воды, и моя глотка была, казалось, набита наждачной бумагой, а ноги болтались где-то за миллион миль от меня. Наконец я потерял сознание. Сколько я провалялся в беспамятстве, не знаю. Наверное, весь день. Когда я очнулся, ко мне подошло некое существо, поначалу показавшееся мне продолжением кошмара, и склонилось надо мной. Оно было пурпурного цвета, с подобием жабо на шее и тремя роговыми образованиями на ящероподобном лице. В длину оно достигало примерно четырех футов и было покрыто чешуей. Добавьте сюда короткий хвост и когти на пальцах, а также темные, овальные, с мембранами глаза. С собой у него были лишь длинная тростинка и маленький мешочек. Я до сих пор не знаю, что это за существо. Некоторое время оно изучало меня, потом отбежало в сторону. Перекатившись на бок, я наблюдал за ним. Существо воткнуло тростинку в землю, а другой конец взяло в рот. Затем перешло в другое место и повторило операцию. После того как оно сделало это раз десять, его щеки раздулись, как воздушные шары. Оставив тростинку воткнутой в землю, существо подбежало ко мне и коснулось моего рта передней конечностью. Я все понял и открыл рот. Наклонившись так, чтобы ни одна капля драгоценной влаги не пропала зря, существо медленно и осторожно наполнило мой рот грязной горячей водой. Шесть раз оно возвращалось к тростинке и пополняло запасы воды, которой потом поило меня. Вскоре я снова потерял сознание. Когда я пришел в себя, солнце уже зашло, и существо снова напоило меня. Утром я уже сам мог подойти к тростинке, чтобы, встав на колени, вытянуть из почвы очередную порцию влаги.
Существо медленно просыпалось, вялое в утреннем холоде. Когда оно подошло ко мне, я вытащил свой хронометр, охотничий нож, деньги и разложил все это перед ним. Оно посмотрело на вещи. Я подтолкнул их поближе к нему и указал пальцем на его мешок. Оно отодвинуло их прочь и щелкнуло языком. Поэтому я лишь коснулся его передней лапки и поблагодарил на всех известных мне языках, затем подобрал свои вещи и двинулся дальше. На следующий день, к вечеру, я добрался до поселка.
Девушка, планета, глоток воды и Данго-Нож, превращенный в дерево…