Мишель и машина-призрак
Шрифт:
Они услышали, как Скаффер хмыкнул.
– Можете хмыкать сколько вам угодно, – продолжал господин Рамадон. – Только скажите, где Николь, и я заберу из полиции заявление о краже.
Николь не выдержала. Она бросилась в сарай с криком:
– Я здесь, дядя!… Я здесь!
Не веря собственным ушам, господин Рамадон кинулся навстречу племяннице и сжал ее в объятиях.
– Ты цела, скажи, ты цела?… Где ты пропадала? Тетя просто с ума сходит от беспокойства, а я… а. я…
– Все в порядке, дядя… Я не знала…
Смущенные этой семейной сценой, Мишель, Артур и Даниель вышли на улицу к Марселю Бури.
– Я же знал, что брат тут совершенно ни при чем! –
– А как ты оказался здесь? – спросил Даниель.
– Я просто сидел дома… вдруг вижу, сюда направляется Скаффер, потом вы трое… Меня и разобрало любопытство. Ну, я сел на мопед и только въехал на мост через канал, гляжу – господин Рамадон беседует с хозяином кафе. Он только что отыскал свою машину, которую украли вовремя праздника, и спрашивал про вас. Ну, я и сказал, где вы, и…
Судя по всему, Николь все рассказала дяде, поскольку из сарая раздался голос:
– Заходите, друзья мои… Спасибо вам огромное за то, что спасли племянницу. Ну и дела, Господи Боже мой, ну и дела! Как вы обо всем догадались?
Рамадон, казалось, был абсолютно сбит с толку. Мишель поведал ему о краже альбома и последовавших за ней событиях.
– Извините меня за назойливость, – добавил он, – но почему вы так упорно стремились купить собственный альбом?
Господин Рамадон замялся. Он встретился глазами с Николь; во взгляде племянницы читалось живейшее любопытство.
– Я предпочел бы, – сказал он, – поговорить об этом позднее. – И добавил: – Кстати, милая Николь, ты должна успокоить тетю. Думаю, кто-нибудь из молодых людей согласится тебя проводить.
– Я на мопеде, – вызвался Артур. – По проселочной дороге мы в два счета доберемся до места.
– Ты так считаешь, дядя? – нерешительно пробормотала девушка.
– Конечно же, дорогая… Подумай, как волнуется твоя бедная тетя!
– Хорошо, я поеду… А ты здесь ненадолго, правда?
– Ну, естественно… только доставлю этого негодяя в жандармерию и сразу домой!
– Я тоже сейчас пойду, вот мать будет довольна! – воскликнул Марсель Бури.
Вскоре Мишель с Даниелем остались наедине с господином Рамадоном и Скаффером.
– Не удивляйтесь, друзья мои, – произнес господин Рамадон. – Сейчас вы поймете, почему я так себя вел… Но сначала пообещайте, что все останется между нами: это не только мой секрет!
Молодые люди пообещали молчать. Затем дядя Николь повернулся к Скафферу:
– Я предлагаю вам сделку, жалкий вы негодяй! Мне плевать на клад, если, конечно, он существует в природе. Я хочу одного: чтобы Николь не узнала, что стало с ее отцом. Слышите? На таких условиях, повторяю, я забираю жалобу из полиции. Вы признаетесь, что совершили наезд, и отделываетесь пустяковым наказанием. Насколько я понимаю, вы были знакомы с Марнье, иначе бы вы так упорно не охотились за альбомом. Итак, вы сидели в тюрьме? Готов спорить, у вас даже имеется письмо Марнье, которое он попросил передать мне, но которое вы, прочтя, оставили себе? На вас висит судимость, Скаффер; если делу о похищении будет дан ход, знаете, куда это нас заведет?
При этих словах братья застыли от изумления.
– Я-то тут при чем? – промямлил Скаффер уныло. – Она сама заявилась сюда, стала чего-то вынюхивать. Да еще пыталась мне запудрить мозги. Но я ей ничего не сказал: ни про отца, ни про то, где с ним познакомился.
– Надеюсь, вы говорите правду, Скаффер, это в ваших же интересах! Итак… третье письмо у вас?
– Допустим, но я его не отдам. В нем ключ к первым двум. Мне все равно крышка… но у меня нет ни малейшего желания
– Тем вечером, когда вы сбили несчастного мотоциклиста? – спросил Мишель.
– Да… но тогда мне было не до сантиментов. Я как чувствовал, что вокруг этого начнется катавасия! Потому-то и не поехал дальше по дороге, а спрятал машину за бывшую конюшню.
– А я решил из-за эха, что вы свернули на набережную!
– Хе-хе… Ваша трепотня в кафа здорово облегчила мне жизнь. Мне осталось только перегнать машину на ферму, и партия была окончена. Но, как назло, сюда завалилась эта пронырливая детвора в тот самый момент, когда я заканчивал жечь бумаги. Я же запер все двери… откуда мне было знать про лаз в кладовке? Хотя тут я сам виноват. Затянул это дело. Позволил себе малость вздремнуть после бессонной ночи. И проспал… иначе все бы сгорело задолго до их прихода. Если бы не рыбак, я бы их припугнул, отнял бы альбом… Все оборачивалось против меня.
– Так это вы лазили ночью в мастерскую? – спросил Даниель. – За альбомом?
– Да… Вам, молокососам, небось смешно, что „я попал впросак, – проворчал Скаффер.
– Ничего подобного, – откликнулся Мишель. – Не мы ведь начали первыми.
– Вы не могли знать, что письма лежат в банковском сейфе. Весьма благоразумная предосторожность, не так ли? – продолжал господин Рамадон.
– Вы говорите, что вам не нужен клад Марнье, а все-таки вы прочитали письма, предназначенные мадемуазель! Иначе вы бы не знали, что третье письмо – объяснение к предыдущим! Думаете меня надуть, сыграть на лучших чувствах?
– Вы заблуждаетесь, Скаффер. Письма из сейфа я забрал только вчера. После исчезновения Николь и вашего гнусного звонка! Да, вчера я их прочитал, но только ради того, чтобы избежать самого худшего, У меня уже давно закралось подозрение, что у Марнье были не все дома, но вбить себе в голову, что дочь воспользуется крадеными деньгами, – это уже слишком. Уяснили, Скаффер? Впрочем, с какой стати мне перед вами оправдываться?! И зарубите себе на носу: тайник шурина я хочу разыскать только для того, чтобы возвратить людям нечестно нажитое добро, чтобы Ни-коль не из-за чего было краснеть!
– Возвратить… возвратить… Да кто помнит сейчас про эти деньги?! Меня просто тошнит от вашей щепетильности!
Господин Рамадон побагровел от негодования.
– Наверное, вам, человеку без стыда и совести, я кажусь чудаком. Но мне лично больше по душе такое чудачество, чем то, как ведете себя вы. Порядочность нелепа только в глазах больных, господин Скаффер, в глазах тех, кто страдает гордыней, ставя себя над законом. К счастью, подобные люди всегда кончают тем, что возвращают долги обществу, за счет которого хотели устроить себе красивую жизнь. И уж поверьте, ваши взгляды не внушают мне ни капли зависти!