Мишень для Слепого
Шрифт:
И именно он, майор Потапчук, привел в здание на Старой площади гравера Иосифа Михайловича Домбровского. И именно Домбровский, кроме изготовления фальшивых документов, занимался изготовлением клише фальшивых денежных знаков.
– Послушай, а почему ты, Иосиф Михайлович, обратился ко мне?
– По старой дружбе, – усмехнулся Домбровский. – Мы же с тобой тогда хорошо поработали. Тебя, насколько я помню, повысили в звании, меня, за изготовление клише, наградили премией, В общем, у нас с тобой все было хорошо.
– Это
– Нисколько, – ответил Домбровский. – Тоскую лишь по молодости да по тому, что она уже никогда не вернется.
– Не вернется, – с печалью подтвердил генерал Потапчук. – Послушай, а как ты посмотришь, если я у тебя эти сто долларов заберу?
– Надеюсь, не навсегда? – пошутил Домбровский.
– Да нет, конечно, нет. Я тебе их верну, или отдам другую сотку, только постараюсь убедиться.
– Можешь не стараться. Зачем мне тебя обманывать? Я старый человек, врать и подставлять своего старого приятеля мне, генерал, ни к чему. А денежку возьми, пусть тебе скажут специалисты, что это искусно выполненная подделка, очень искусно.
– Озадачил ты меня, братец, озадачил… – Федор Филиппович аккуратно спрятал стодолларовую купюру в свой тощий бумажник, стараясь ее не помять. И перехватил лукавый взгляд гравера. – Я ту взял?
– Ту, ту, – успокоил Домбровский.
– И как ты их только отличаешь?
– Позанимался бы ты с мое, Федор Филиппович, тем, чем я, и ты бы отличал.
– Наверное…
– Пойдем выпьем, – предложил Домбровский, гася настольную лампу и укладывая лупу в большой пенал на мягкий синий бархат.
Они вернулись в гостиную, уселись друг напротив друга.
– А ты форму не теряешь, – сказал Потапчук, глядя на идеально отутюженные брюки, белую рубашку и черную бабочку приятеля. Даже подтяжки у него были в тон брюкам. – Или специально для меня старался?
– Что ты имеешь в виду? – ворчливо спросил Домбровский.
– Ты законсервировался. Каким был десять лет назад, таким и остался.
– Да ты и забыл, что было десять лет назад! – немного ехидно заметил Иосиф Михайлович.
– Точно тебе говорю! А вот я сдал, – признался генерал Потапчук. – Знаешь, в последнее время столько работы навалилось – просто невпроворот. И дела все какие-то нервные.
Домбровский усмехнулся:
– Что, начальство не жалует?
– Не только в нем дело. Так уж получается теперь, что само наше начальство не знает, чем заняться. Прогибаются перед властью, прогибаются перед Западом и Востоком, на месте не засиживаются – постоянно меняются. А те, кто когда-то умел работать, те и работают, только на них можно положиться.
– А молодежь? – задал свойственный старикам вопрос Иосиф Михайлович.
– Молодежь в последнее время к нам не идет. Кстати, как твои дети?
– А что дети… – Иосиф Михайлович махнул рукой. – У них своя жизнь, у меня своя. Дочка в Риге, с мужем си повезло, хороший человек, латыш по национальности и по убеждениям. Сейчас ходит в звании полковника.
– Полковника?
– Теперь в их конторе работает.
– Понятно… А сын?
– Сын в Питере. С первой женой развелся, что-то у них не получилось А вот вторая жена хорошая, и внуки хорошие Правда, сорванцы. Как приедут, такое начинают творить у меня тут! А я почему-то после смерти Софьи беспорядок ненавижу. Мне надо, чтобы каждая вещь знала свое место, тогда я спокоен.
– А со здоровьем как? – поинтересовался Потапчук.
– Грех жаловаться. Руки еще крепкие, глаз точный.
Правда, я после смерти Софьи не работаю.
– И что же, к тебе не обращаются документы налево выправить, фальшивую печать поставить или еще что-нибудь в этом роде?
– Да нет, Федор Филиппович, не обращаются. Все же знают, я мужик принципиальный. Если сразу на эту дорогу не встал, то уж на старости лет принципам изменять не буду. О душе пора думать…
– Видишь, Иосиф, как жизнь течет, уже стольких из нашего поколения нет на свете. А мы еще ходим, коптим небо.
– Так видно. Богу угодно. Одних он забирает рано, другим дает возможность покоптить.
– Не скучно без работы?
– Знаешь, Федор Филиппович, – признался Домбровский, – после того, как увидел доллары – те, которые изготовил сам, опять захотелось работать. Может, даже завтра или послезавтра начну. Хотя нет, завтра поеду на кладбище, встречусь с мастером. Фамилия у него чудная какая-то. А может, это и не фамилия, а кличка:
Брандергас. Так его все называют, так мне его и рекомендовал один знакомый ювелир. Он своей жене заказывал могильную плиту тоже у Брандергаса.
– Брандергас? Действительно чудная фамилия, – пожал плечами генерал Потапчук. – И что, он мастер?
– Настоящий мастер, не хуже меня. Конечно же, в своем деле.
– Иосиф, давай-ка выпьем вот за что… Все меняется, власть меняется, правители, генералы приходят и уходят. А знаешь, кто всегда в цене, Иосиф Михайлович?
– Кто же? Умные люди?
– Не знаю насчет ума. Но всегда нужны такие люди, как ты, как твой Брандергас, – все, кто умеет делать свое дело по-настоящему.
– Ну, генерал, спасибо, порадовал комплиментом!
– Давай, Иосиф Михайлович, выпьем за мастеров!
Старики подняли рюмки, чокнулись и выпили, глядя друг другу в глаза. Закусив, Потапчук сказал:
– А ведь сейчас фальшивых денег развелось море.
Даже подделывают российские новые сотенные купюры.
– А как же, знаю.
– Но все туфта. С тобой они соревноваться не могут.
Делают, вдувают на базаре глупым старикам и старухам, а чтобы вот так, как ты, как мы в свое время…
– За нами стояло государство, – заметил Домбровский, – огромная машина, со всей передовой техникой.