Мисс Чудо
Шрифт:
— Тебе и не нужно его обсуждать.
— Горди, эти люди не враги. Мы должны договориться с ними, а не лезть на рожон.
Лорд Гордмор поднялся.
— Ты мой самый близкий друг, Кар, но я не могу допустить, чтобы твоя совесть, или мозговая травма, или что-либо другое заставили нас упустить такую великолепную возможность. Слишком многое поставлено на карту. И если бы ты мог собраться с мыслями, то понял бы это. Я не могу ждать, пока к тебе вернется самообладание, как бы ни хотел этого. Я прямо пойду в редакцию газеты, чтобы поместить объявление
— Сейчас? — ошеломленно переспросил Алистер. — На какой день?
— На следующую среду. В местной «Дерби Меркьюри» объявление появится в эту среду. Хочу предупредить всех заблаговременно, чтобы не было претензий и жалоб, хотя всему Дербиширу уже известны наши планы.
Глава 15
Мать Мирабель была похоронена не на погосте в Лонгледже, а в семейном мавзолее.
Построенное в начале прошлого столетия, это округлое сооружение в греческом стиле стояло на склоне холма, на некотором расстоянии от дома, за мостом, перекинутым через искусственный ручей, появившийся примерно в то же время.
Прошло два часа с тех пор, как Мирабель покинула Мэтлок-Бат и теперь стояла у места захоронения матери. Окружающая красота умиротворяла ее душу, пусть даже в тот момент жизнь казалась ей беспросветной.
— Ох, мама, что, скажи на милость, мне делать?
Ответом ей была тишина. Не было на свете ни одной живой души, которой она могла бы открыть свое сердце.
Мирабель не спеша продвигалась от одной колонны к другой, рассказывая матери, а также другим покоящимся здесь предкам обо всем, что произошло за последние несколько дней.
Дул сильный мартовский ветер, заглушая ее голос, а также цоканье лошадиных копыт по мосту. Ей послышалось было негромкое ржание, но ветер сразу же унес звук, и она решила, что это опять чем-то недовольна Софи. Сегодня кобыла вдруг ни с того ни с сего невзлюбила мост, и ее едва удалось заставить пройти по нему. Оказавшись на другой стороне ручья, она не пожелала везти хозяйку вверх по склону к мавзолею, а согласилась лишь спуститься вниз.
У Софи время от времени возникали подобные причуды. И Мирабель, привязав кобылу возле моста, отправилась дальше пешком.
Она стояла по другую сторону здания, глядя на то место, где канал лорда Гордмора должен был прорезать пейзаж. Поэтому она не увидела высокого всадника, который спешился, привязав своего коня рядом с Софи, и стал, прихрамывая, подниматься на холм.
Услышав позади шаги, Мирабель обернулась, и сердце у нее болезненно сжалось.
Она вздернула подбородок, придав лицу высокомерное выражение.
— Мистер Карсингтон? — неприветливо произнесла она.
— Ах ты злая, злая девчонка, — сказал он.
Он раскраснелся, его золотистые глаза сверкали. Стало трудно дышать, как перед грозой.
Она понимала, что гроза — это он сам, а то, что она чувствовала, — это сила его гнева. Его гнев был так же осязаем, как и его обаяние, заставляющее безоглядно влюбляться в него даже опытных куртизанок. Она хотела отступить назад, чтобы избежать воздействия этой непреодолимой притягательной силы, но гордость не позволила ей спасаться бегством.
— Мне безразлично, что вы обо мне думаете, — заявила она. — Ваше мнение не имеет для меня никакого значения.
— Ты лгунья, каких свет не видывал. — Он подошел ближе. Мирабель замешкалась, он привлек ее к себе и обнял. Она попыталась увернуться и опустила голову. Если он ее поцелует — все пропало.
Но он ее не поцеловал — лишь крепко прижал к себе и пророкотал, уткнувшись куда-то в шляпку:
— Значит, Вудфри шарлатан, не так ли? А я хожу во сне и говорю сам с собой, а? А ты не доверила бы свой бизнес человеку, у которого не все в порядке с головой. Разумеется, не доверила бы. Ты не отдала бы свое дело ни в чьи руки. В отличие от своего тела.
Мирабель могла бы высвободиться из его объятий. Он был слишком благороден, чтобы не отпустить ее, но она почему-то не сопротивлялась.
С тех пор как они встретились с ним, он по частицам украл ее сердце, еще немного, и он украдет все. Она понимала, что на этот раз ее ожидают значительно большие страдания, чем те, которые пришлось перенести, когда она порвала с Уильямом.
— Простите меня, — прошептала она, уткнувшись в его плащ.
Мистер Карсингтон, очевидно, без труда расслышал ее извинение, потому что оторвал ее от своего плаща, отпустил на шаг и, держа ее на расстоянии вытянутой руки, взглянул на нее.
— Письмо Гордмору было чудовищным ударом, нанесенным исподтишка, Мирабель. Если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что ты специально соблазнила меня, чтобы заставить всех думать, будто я психически нездоров.
— Ах нет, вы ошибаетесь, — сказала она. — Ей-богу, то, что я говорила вам тогда, было чистой правдой.
— Ты сказала, что испытываешь ко мне сильные чувства.
— Да, но разве от этого кому-нибудь стало лучше? — воскликнула она. — Они ведь не заставят исчезнуть этот ваш проклятый канал? И он все равно будет проложен вон там. — Она кивком указала место, где предположительно должна была пройти трасса канала. — Вы испортите все, наши с мамой труды пойдут насмарку. Это причинит мне невыносимую боль. — У нее перехватило дыхание, а глаза наполнились слезами.
— Значит, это работа твоей матери, — задумчиво произнес он мгновение спустя. Мирабель кивнула, не в силах произнести ни слова. С тех пор как умерла ее мать, она не плакала прилюдно. Слезы — это слишком личное. Да и мужчин они сердят, заставляя испытывать неловкость или смущение.
Он отпустил ее, отошел в сторону и некоторое время стоял, глядя туда, куда она указала. Потом вернулся и взял ее за руку.
— Значит, насколько я понимаю, ландшафт спроектировала она? — спросил он.
— Моя мать обладала даром художника, — сказала она, взяв себя в руки. — Будь она мужчиной, возможно, прославилась бы, как Браун.