Мисс Винчестер
Шрифт:
– Вы только посмотрите: примерный семьянин Дин Винчестер спасает свою единственную дочурку из лап большого плохого дяденьки Кроули. Ох, мне определенно нужен носовой платок, – рассмеялся мужчина, но все же через несколько мгновений я вновь смогла дышать. Цените свое дыхание, без него совсем не комильфо. – На этот раз я удаляюсь, поскольку все, что хотел я сделал. А вот с тобой мы еще поболтаем, Дженни, – потрепав меня по волосам, Кроули исчез так же неожиданно, как и появился.
– Нет, ты слышал? Этот подонок назвал меня Дженни! – бушевала я, когда ко мне подлетел отец. Глупо, но этот факт взбесил меня больше всего. Хотя может не так уж и глупо, учитывая подоплеку неприязни к такой форме собственного имени.
– Тебя только это и смущает?! Господи, мне никогда не понять женщин, – вздохнул охотник. Я хотела что-то съязвить по поводу его блестящего ума и проницательности, но только я открыла рот, как сразу же получила неплохой такой подзатыльник.
– Ты что, совсем охренел, идиот?! – завопила я, вскакивая на ноги. Такого поворота событий я никак не ожидала: я жертва какого-то полоумного маньяка, так меня еще и отец родной избивает. Дерьмо, товарищи. Довольно внезапное дерьмо.
– Ты даже не представляешь, как долго я мечтал сделать это! – восторгался Винчестер, радостно улыбаясь. Ну не идиот ли, а?
– Прекрасно. Почему блин сейчас?! Нужно было меня пожалеть и по головке погладить, а ты мне затрещину влепил, хренов отец года!
– Это чтобы ты прекратила сбегать из дома, дурища! Я молчал слишком долго, но в этой ситуации тебе вообще из дома лучше не выходить, тем более одной и на ночь глядя! – так, новый уровень ссоры открыт: Винчестер перешел на крик. Чудненько. Амплуа истерички ему к лицу.
– Прости, что ты сказал? «Молчал слишком долго»?! Значит, то, что ты орал, грозил мне пистолетом, вылавливал из клубов, зарешечивал мне окна и даже увез с выпускного не считается? Это так, разминка перед воспитательной работой?!
– Можешь это и так называть, мне все равно, но без присмотра ты больше из дома не выйдешь, по крайней мере, пока мы с Касом не разберемся с этим чертовым ублюдком. Кстати, куда ты нашего пернатого дела? – озадачился отец, с любопытством глядя на меня. Видимо, его очень забавляли мои отношения с ангелом-хранителем, хоть он и считал это неправильным. Наверное, думает, что для меня это все шутка, попытка развлечься. Хотелось бы, чтобы это было правдой.
– Я к нему даже не прикасалась. Во всех смыслах. И давай не будем развивать эту тему, хорошо? – с надеждой спросила я, пока мы брели к стоящей неподалеку Импале. Разговор перешел в неприятное для меня русло, и вот мне уже хочется сбежать, упасть в обморок или утонуть в ближайшей луже, лишь бы не вспоминать вчерашнего позора.
– Нет-нет-нет, не уходи от ответа. Что вчера произошло?
– Тебе вовсе необязательно знать об этом.
– Джен.
– Что?
– Расскажи мне.
– Нет.
– Джен!
– Что? Что ты хочешь услышать? Что твоя дочь неудачница? Что ее отверг единственный человек, которому она доверяла?!– эмоции вышли из-под контроля, я больше не могла сдержать ни крика, ни слез. – Ну так слушай! Слушай о том, как вчера я наконец призналась самой себе в том, что все же не смогла сдержать обещания, что влюбилась вопреки своим убеждениям; о том, как меня отвергли, вернув с небес на землю, носом ткнули в собственную ничтожность. А все потому, что я кукла, девочка на одну ночь, шлюха, если хочешь. И никто не воспринимает меня иначе, даже Кас. А кто в этом виноват? Я. Только я, никто более. Все считают мои чувства фарсом, игрой на публику, может быть, развлечением.
– Дженнифер…
– Нет, дослушай до конца! Ведь это очень увлекательная сказка о девочке, которая была достаточно глупа для того, чтобы влюбиться в собственного ангела-хранителя, зная о последствиях и не надеясь на взаимность. Полюбить впервые за шестнадцать лет и сразу неудачно, что может быть отстойнее? А теперь просто отвези меня домой.
Все. Выговорилась. Выложила все как на
– Ты не доверяешь мне? – коротко спросил отец, даже не глядя в мою сторону. От удивления я даже закашлялась. Доверие? Слишком неожиданный вопрос в данной ситуации, почти не связанный с основной частью моего монолога.
– О чем ты?
– Ты сказала, что Кас – единственный человек, которому ты можешь доверять. Неужели несмотря на все усилия, которые я прикладываю каждый день, каждый час, каждую минуту этой сраной жизни, только для того чтобы снова спасти тебя от очередной глупости, сохранить твою жизнь, которую ты гробишь на наркотики и алкоголь… Неужели они все напрасны? Неужели тебе и правда все равно?
– «Неужели тебе и правда все равно?»… Ты даже не представляешь, сколько раз я задавала этот вопрос твоей дурацкой фотографии, когда-то стоящей на моем письменном столе. Бедный несмышленый ребенок все никак не мог смириться с тем, что его отцу наплевать, что он больше никогда не приедет. Никогда не обнимет, не расскажет сказку на ночь, не даст подзатыльник за невыполненное домашнее задание. Просто потому, что ему действительно все равно. А теперь ты удивляешься, что же не так с «твоей девочкой», почему она превратилась в это нелюдимое существо, закрывшееся от родных, никого не пускающего в свой маленький уютный мирок монстра. Прекрати искать во мне недостатки, Дин. Начни с себя, а не с окружающих. И в ответ на твой вопрос: Кас никогда раньше не сбегал от меня на Импале в другой конец Америки и не бросал на десять лет, даже не попрощавшись. Хотя после вчерашнего поступка я потеряю и его. Не правда ли мило?
Ночевка на бетонных плитах набережной в мокром плаще не прошла бесследно – следующие несколько дней просто выпали из моей памяти. Жар, бред, куча таблеток, которыми была завалена прикроватная тумбочка, тихий успокаивающий шепот мамы и холодная рука Дина, сжимающая мою дрожащую ладонь. Грипп, простуда, пневмония или воспаление психики – кто знает? Но болезнь остается болезнью, несмотря на название. Эти пять дней казались мне вечной предсмертной агонией, заполненной галлюцинациями. Я видела всех: Сэма и Клэр, Розалин, Лиз, Чарли и даже Кроули. Но самым частым гостем моего больного сознания был Кас. Он то стоял у окна, разглядывая стучащие по стеклу капли дождя, то сидел в кресле у моей кровати, то дремал, стоя рядом на коленях и судорожно сжимая мою руку. Жаль, что все это было фантазией, реальность же гораздо более беспощадна к моим теплым чувствам.
Температура под сорок держалась трое суток, даже не намереваясь спадать. Все в тумане, легкой синеватой дымке, заполонившей собою все окружающее пространство. Голоса что-то неразборчиво бормотали прямо над моим ухом, кажется, говорили что-то о таблетках, о том, что я ничего не ем, об Ассоль и Генрихе VIII. Еще помню резкий запах яблок и ромашек, сквозняк, гуляющий по комнате и влажный нос Мистера Котангенса, тычущийся в мою руку.
На четвертый день я наконец открыла глаза. Температура спала до тридцати восьми и семи, галлюцинации закончились. Второй этап болезни был не таким пугающим, но все еще отвратительным: меня заставляли съедать кучи пилюль непонятного назначения, в спину постоянно втирали дурнопахнущие мази и все время уговаривали есть. От пищи я отказывалась, мама смогла уговорить только на горячий имбирный чай и яблоки. Картина ухудшалась еще и тем, что отныне я была лишена визитов Каса, пусть даже и воображаемых.