Миссионер
Шрифт:
Валера сидел у окна и ждал приезда объекта с работы. Осталось всего-то ничего: в нужную секунду нажать кнопку и быстро удалиться из квартиры. Он заранее уничтожил все следы своего здесь пребывания. Только нажать — и уйти. Но, что же это такой необъяснимый страх снова закрался в грудь? Почему накатила такая смертная тоска? Что это с ним? До предполагаемого времени приезда объекта остались больше получаса.
«...Разруши силы возстающих враг, да постыдятся и посрамятся, и дерзость их да сокрушится, и да уведят, яко мы имамы Божественную помощь; и всем в скорби и обстоянии сущим многомощное яви Твое заступление...»
Валера, чувствуя себя последним идиотом, вышел из квартиры и направился к ближайшему ларьку. Под грохот собственного сердца он купил бутылку коньяку
«...Тем же, ко твоему покрову и заступлению прибегающе, смиренно молим тя: якоже сам от бури сумнительных помышлений избавлен был еси, сице избави и нас, волнами смущений и страстей обуреваемых...»
Что это за тоска снова навалилась! Валера опорожнил еще полбутылки, но на душе скребли кошки. И этот объедок, то бишь объект, не едет, гад. Все сволочи! Все гады! Все против него.
Наступила поздняя ночь, когда у входной двери позвонили. «Какую там еще тварь несет! Все сволочи!» — завыло в обожженной спиртом груди. Валера спросонья, с тяжелой пульсирующей головой доплелся до двери, ругнулся и рванул ее на себя. В квартиру бесшумно, мягко роняя Валеру на пол, ввалились несколько человек. Спустя полчаса его отрезвили и довольно умело разговорили. Итак, уже не Валера в майорских погонах, а его беспогонные враги допрашивали самого Валеру. И он знал, что препираться бесполезно. Нет таких допрашиваемых, которых нельзя «расколоть», не родилось еще. Он это знал наверняка.
Света
Вечером Андрей снова готовил свой ужин на скорую руку и во время технологических перерывов читал книгу. Дверь кухни распахнулась, и со свертками в руках шумно вошла Света.
— Вот! — весело вывалила он на стол поклажу. — Сегодня получила аванс.
— Откуда это такое богатство? — спросил Андрей, оторвавшись от книги.
— Так ты мне сам советовал попросить у Пресвятой Богородицы работу. Так я вчера весь вечер на коленях простояла. Потом приложилась к иконке Богородицы и заснула. А сегодня звонок по телефону. Я уж и думать о ней забыла... Короче, звонит мне одна подруга и предлагает работу гувернанткой в один богатый дом. Я снова помолилась и сходила туда. Прихожу, знакомлюсь с родителями, то да се, говорим. А потом проснулась девочка, мы с ней познакомились и она — представляешь — сразу в меня влюбилась, даже отпускать не хотела. Вот так все и решилось. Они меня взяли. Сразу аванс дали, чтобы я приоделась поприличней. Так что гуляем!
Андрей смотрел на соседку и думал, как же это так получается просто? Даже сразу и не верится. Попросила — и вот на тебе! И вспомнил он слова старца: «Господь Своих людей всегда блюдет». Значит, Света своей простотой и чистыми помыслами достучалась... страшно подумать, до Кого. Но ведь получила же... Вот так живет рядом человек, а ты видишь в нем только взбалмошную бабенку, а она, оказывается, у Господа своя. Без всяких там премудростей и высоких слов.
Света взглянула на притихшего Андрея и спросила:
— Я что-нибудь сделала не так? Нет, я не забыла — ты не думай, что я такая неблагодарная, — зашла, зашла я в храм-то. И свечку поставила самую красивую и на коленках у иконки поплакала, и благодарственный молебен Заступнице моей заказала.
— Молодец, ты Светка, сама не знаешь, какая ты молодец! — негромко сказал он.
— Правда! А я уж испугалась, что ругать меня будешь за что-нибудь?
— Да за что же? И разве ругал я тебя когда?
— Нет, конечно, но мало ли? Я тебя почему-то боюсь больше, чем своего хулигана-мужа. Как посмотришь иногда... будто в самую душу.
— Обещаю: отныне глаз от пола не подниму.
— Да, ладно тебе, не слушай ты меня, глупую. Давай отметим это дело. Мне так радостно, а больше никак тебя отблагодарить не могу.
— Да ты и так уж и отблагодарила, и порадовала...
Ближе к церкви
Часто загудел телефон. Андрей поднял трубку и услышал голос из далекого города:
— Я очень благодарен тебе.
— За что?
— Ты мне как-то посоветовал держаться поближе к церкви. Я так и сделал. Обошел несколько храмов и нашел братство. Меня там хорошо приняли и предложили работу. Сейчас пишу иконы, стал зарабатывать деньги. Вышел на очень серьезный уровень. Первые две иконы продал каждую за две тысячи долларов. Так что очень серьезный уровень. Сейчас хочу выставиться на ярмарке.
— На службы ходишь?
— Конечно... Правда, не каждый месяц удается.
— Месяц?.. Исповедовался?
— Конечно. Меня с собой батюшка в свою деревню возил. Там настоящие староверы, такие исконные, корневые!
— А как все проходило?
— Так, как и надо бы везде. В каждом храме. Все по-простому, без этой золотой мишуры и бижутерии. Зашли мы в храм с батюшкой и с дьяконом, я в алтаре зажег семисвечник. Ну, что — говорю на исповеди — грешен во всех смертных грехах, все мои... Положил он на меня эту ленту с крестами, перекрестил, что-то пошептал. Все, говорит, безгрешен, аки ангел. И мне так хорошо стало! Батюшки запели молитвы, а я стал перед иконостасом. Так светло, легко! Представляешь! Смотрю на икону Спаса и вижу, как он отделяется от иконы и ко мне, грешному, спускается... И слышу внутренний голос: «Вот ты ко мне и пришел. Ты мой избранник, я тебя люблю и теперь я поведу тебя в царство небесное!» Так что вот удостоился видения от самого...
— ...беса!
— Типун тебе на язык. Что ты такое говоришь?
— А ты что, не замечаешь последовательности? Пришел в храм деньги зарабатывать, продал иконы бандитам за бешеные деньги, выигранные в казино; ходишь в церковь, как в театр, — за наслаждением; дальше — исповедь у каких-то раскольников на скорую руку; вот уж и наслаждение получил; а тут и сам податель ядовитой сладости авансы тебе раздает.
— Ну, конечно, ты же у нас самый умный! Только ты один все знаешь.
— И еще подумай вот о чем: святые!.. Десятилетиями в подвигах поста, бессонных ночах, покаянных молитвах... Проливая горячие слезы за свои грехи... Ежесекундно в строжайшем соблюдении себя от самых ничтожных прилогов греха... Под покровом постоянного послушания... Под ежедневным наблюдением духовника... В постоянном чтении Святого Писания... Достигают высочайших высот духовного совершенства в смирении... Но далеко не все удостаиваются видений небесных сил. А тут пришел любитель денег и удовольствий, пару телодвижений сделал — и вот ему за его заслуги, заметьте: ни много ни мало, а Сам Господь является... Ты сам понимаешь, что говоришь и творишь-то?
— Нет, мне это нравится! Ходит парень в столичные церкви, облепленные золотом; на эти спектакли, где роль Христа исполняет толстый поп, увешанный золотыми крестами с бриллиантами; бьет поклоны на каждое «Господи, помилуй!», читает книжечки и всех учит жить. У тебя там крылышки еще не прорезались? А, херувимчик?
— Хожу я в храм Божий молиться о спасении душ: своей и моих ближних. В Церковь, основанную Самим Иисусом Христом. Каждый день моя душа горит в адском пламени моих грехов. Я — «свиния, в калу лежащая»!.. И единственная моя надежда — на милость Господа, потому что я сам ничего хорошего из себя не представляю. Все мои достоинства — от Бога, а мое личное — это бесконечные грехи и... простите, выделения... И если я тебе когда-нибудь скажу, что Православная Церковь мне не мать, то Бог мне не отец, и потому гнать меня нужно подальше от святых церковных стен… Или тащить к любому батюшке — отчитывать меня от одержимости бесовской и прелести сатанинской.