Миссия в ионическом море
Шрифт:
Он вновь улыбнулся, вспомнив грохочущий смех пятисот сгрудившихся мужчин, вызванный очередным падением избиваемого с обеих сторон дурака, уже седьмого по счету. К тому времени, когда Джек дописал абзац, все его мысли вновь перенеслись к сонате. Не такую музыку он бы выбрал, будучи одиноким и павшим духом, но, уже взявшись, не мог как-либо изменить или вовсе забросить ее. Так что, когда Джек брался за скрипку, то отрабатывал именно эту партиту, играя медленно и главным образом концентрируясь на технической стороне исполнения.
– По крайней мере, к возвращению Стивена я выучу ее наизусть, - проговорил он.
– И спрошу его мнение.
В целом Джек Обри не был склонен к унынию, и в гораздо худших
Принимая командование "Ворчестером" Обри знал, что тот направляется в Средиземное море, и Харт являлся заместителем адмирала Торнтона на этой станции, но и Джек, и все его друзья знали, что адмирал Торнтон известен как очень сильная и доминирующая личность, и его заместитель будет значить крайне мало, особенно, когда это такое ничтожество как Харт. Если бы Джек знал, насколько велика вероятность, что Харт может унаследовать командование, то надавил бы сильнее, требуя другой корабль.
Эти мысли проносились у него в голове несколько дней спустя, когда он наклонился над поручнем кормовой галереи, прикладывая платок к хлюпающему носу, иногда глядя на серый и мутный кильватерный след "Ворчестера", иногда - на нос "Помпеи" в кабельтове за кормой, а иногда и на "Дриаду", неуклюжую посудину Баббингтона, расположенную с подветренной стороны, чтобы повторять сигналы от головы линии к концу. Уменьшившейся линии, поскольку адмирал на несколько дней отплыл в Палермо, а также усилил прибрежную эскадру, но даже в этом случае эскадра растянулась на целую милю, плывя во мраке на восток, и повторение сигналов не являлось синекурой, особенно, когда они шли круто к ветру - злополучный угол для сигнального лейтенанта, и когда Харт постоянно игрался с флагами.
К этому времени Джек прекрасно ознакомился с номерами всех кораблей в эскадре, и, хотя со своего места в плотно выстроенной линии за "Помпей" мог разглядеть лишь немногое и смутные проблески "Ахилла", следующего за тем в кильватере, он видел всю болтовню Харта, повторяемую "Дриадой", видел, что от "Каллодена" требуют прибавить парусов, "Борею"- не выкатываться из линии, а далекому фрегату - "Клио" - неоднократно приказывали изменить курс.
И, пока Джек смотрел, утирая красный нос платком в красную клетку, то увидел незнакомый позывной, вместе с приказом этому кораблю занять позицию за кормой "Тетиса". К флоту присоединился какой-то новичок. На мгновение он испытал дикую надежду, что корабль может быть из дома и несет письма и новости, но потом понял, что в таком случае Пуллингс, конечно же, послал бы ему весточку. Тем не менее, он почувствовал любопытство и повернулся, чтобы выйти на палубу, но в тот же миг из каюты на кормовую галерею вышел Киллик с корзинкой, полной носовых платков для просушки.
– Сэр, что же это такое?
– сердито воскликнул вестовой.
– Ни пальто, ни плаща, ни даже долбаного шарфа?
Обычно капитан Обри мог урезонить своего стюарда жестким взглядом, но моральное превосходство Киллика было настолько велико, что Джек только пробормотал что-то вроде "выставил нос на мгновение, не более", и вошел в каюту, где висела без нужды раскаленная до вишневого цвета подвесная печь.
– Кто присоединился к флоту?
– Что сказал бы доктор, окажись он здесь, я не знаю, - ответил Киллик.
– Сказал бы что-то жесткое о людях, рискующих заболеть пульмонией, сказал бы, что вам следует лежать в кровати.
– Принеси мне стакан горячего рома с лимонным соком, - попросил Джек.
– Кто присоединился к флоту? Узнай, а?
– Я сначала повешу платки, хорошо?
– попросил Киллик.
– Всего лишь "Ниоба" из Александрии - говорила с адмиралом недалеко от Сицилии - отправил её сюда.
Потягивая горячий ром с лимоном, Джек размышлял о моральном превосходстве, его чудовищной силе во всех человеческих отношениях, но в большей степени между мужем и женой - борьба за него даже в любящих парах - признание поражения в менее искренних, когда услышал, как с юта окликнули шлюпку.
Ответ "так точно" дал понять, что на борт поднимается офицер, и Джеку пришло в голову, что это может быть мистер Питт, хирург "Ниобы", большой друг Стивена, который, возможно, приплыл его проведать, не зная, что тот отсутствует - человек, встрече с которым он бы обрадовался, но выйдя на квартердек, Джек по выражению лица Пуллингса понял, что это ни мистер Питт, ни что-либо еще приятное.
– Это снова Дэвис, сэр, - произнес Пуллингс.
– Все верно, сэр, - прокричал огромный смуглый моряк в в потрепанной куртке.
– Снова старина Дэвис. Верный и честный. Веселый и умный. Вечно в добром здравии.
Он двинулся вперед неловкой, раскачивающейся походкой, отпихнул в сторону радостного молодого лейтенанта с "Ниобы" и, прикладывая костяшки левой руки ко лбу, протянул вперед правую. Для флота ситуация, когда кто-то чином ниже адмирала обращался к капитану, стоящему на своем квартердеке, а тем более пожимал ему руку, выглядела крайне необычно. Но капитан Обри, прекрасный пловец, много лет назад к своему несчастью вытащил Дэвиса из моря, возможно, не позволив тому стать кормом для акул, и уж точно не дав утонуть.
Дэвис никогда не выказывал особой благодарности, но сам факт спасения предоставлял ему своего рода право собственности на спасителя. Спасши его, Джек взял на себя обязательство отныне заботиться о нем, и, похоже, все на корабле неявно это признавали, даже сам Джек в такой ситуации видел некую подспудную справедливость. Он жалел о случившемся, тем не менее, Дэвис - не являвшийся моряком, хотя и провел почти всю жизнь в море: недалекий, неуклюжий, очень сильный и очень опасный, когда зол или пьян, легко выходящий из себя и быстро пьянеющий - всегда попадал в команду на кораблях Джека либо добровольцем, либо переводясь с другого корабля, остальные капитаны только рады были отделаться от столь проблемного, невежественного и неуправляемого типа.
– Ну, Дэвис, - сказал Джек, принимая рукопожатие и стискивая руку в ответ, сопротивляясь костедробящей хватке, - рад тебя видеть.
Меньшего он сказать не мог, отношения оставались такими как есть, но в слабой надежде уклониться от подарка, Джек сообщил лейтенанту с "Ниобы", что на "Ворчестере" такой некомплект, что он не может никого дать взамен, никого, даже одноногого юнгу, когда "Дриада" повторила сигнал Ворчестеру": капитан с докладом на флагман.
– Мой катер, если вам угодно, мистер Пуллингс, - сказал Джек, и, задержавшись, чтобы соблюсти приличия, переговорить с офицером "Ниобы" и поинтересоваться делами мистера Питта, увидел, как Дэвис ворвался в партию матросов, готовящихся спустить шлюпку, грубо отбросил одного из них в сторону, ревностно утверждая свое право снова стать одним из команды капитанского катера. Джек оставил Бондена и Пуллингса самих справляться с этой ситуацией и шагнул на корму, сделать последний глоток горячего лимонного напитка.