Миссия в ионическом море
Шрифт:
Он висел на проходящем под брюхом широком поясе и некоторое время проворно перебирал ногами, а Клементс увещевал ему в ухо подходящим для такого огромного объема голосом и доброжелательно похлопывал по шкуре, и когда носорога снова опустили, отвел его вперед к подножию фок-мачты, удерживая за ухо и советуя "идти резво, наблюдать за подъемом на волне, смотреть куда идешь и не давить людей большой жирной задницей".
Здесь его подняли вверх, развернули, опустили и повели в корму. Носорог шел теперь довольно безропотно, лишь изредка спотыкаясь и тыкая рогом или бессмысленно крутя задом. Его снова подняли, повернули и повели вперед:
Там он выжидающе стоял, насторожив уши, тусклые глазки бегали из стороны в сторону, цепкая верхняя губа двигалась туда-сюда. Клементс угостил его сухарем, который носорог деликатно взял и с большим аппетитом съел. Но потом откинули люки, и поведение существа изменилось: Клементс завязал ему глаза своим черным шейным платком.
– Очень труслив, - пояснил мистер Паттерсон, - боится темноты, или, возможно, глубины.
– Теперь потихонечку, - произнес Клементс. Они вместе с носорогом подняли ноги, шагнули в люк и исчезли внизу, одна рука моряка на веревке, другая - на холке животного. Все четыре ноги носорога напряжены, уши обвисли - само серое воплощение беспокойства.
– Господи, как бы я хотел, чтобы доктор оказался здесь, - сказал Джек Пуллингсу и громче, - мистер Паттерсон, поздравляю, вы ловко управляетесь с носорогом. Отобедаете со мной завтра, если позволит погода?
Мистер Паттерсон заявил, что если позволит погода, то он будет счастлив встретиться с капитаном Обри, но проревел это сомневающимся тоном, кивнув головой в наветренную сторону, где налицо были признаки надвигающегося сильного ветра.
Поэтому Джек обедал один. Все три корабля под гротом и зарифленными марселями бежали курсом ост-зюйд-ост по морю, слишком бурному, чтобы спустить шлюпку, но Джек порадовался этому, ибо хотя ветер держался отличный, а вдали от эскадры чувствовалась общая атмосфера праздника, его простуда настолько усилилась, что он едва ли подходил для совместного застолья.
– Как бы я хотел, чтобы здесь оказался доктор, - снова сказал Джек Пуллингсу за завтраком.
Он ощущал, что вызывать мистера Льюиса будет нелояльно по отношению к Стивену, и перед обедом попробовал некоторые из предложенных средств. То ли они, то ли выпитое вино, видимо, подействовали, поскольку, когда корабли подошли к проливу Пантиллерия и Джек раскинул свои силы как сеть в слабой надежде на приз, то обнаружил, что его настроение поднялось на высшую ступень жизнерадостности.
Надежда действительно слабая, но имела право на обоснованное существование: все еще встречались корабли, которые рисковали плыть на восток ради огромных барышей, и хотя они были быстры и знали своё ремесло (часто как каперы или контрабандисты), это был один из немногих морских путей, на котором они встречались не так редко, как на других, и на этом участке моря, при таком ветре с зюйд-веста, корабль, прорывающий блокаду, идя против ветра домой, окажется в невыгодном положении.
Он настолько охрип, что Пуллингсу приходилось повторять его распоряжения, но Джек с неподдельным удовлетворением отметил, как "Дриада" направилась на зюйд, а "Полифем" - на норд, пока все три корабля не вытянулись в шеренгу так, что смогли обозревать большую часть канала. Стоял сияющий день, теплый, несмотря на ветер, наконец-то настоящий средиземноморский день с великолепной видимостью. Белые облака неслись по голубому небу, их тени казались фиолетовыми на васильковом море, где ни капли белого: абсурдный день, чтобы болеть.
– Вы не опуститесь вниз на некоторое время, сэр?
– тихо сказал Джеку Пуллингс.
– Становится, пожалуй, немного сыро.
– Ерунда, - отозвался Джек.
– Если бы все обращали внимание на простуду, боже мой, где бы мы оказались? Война может подойти к концу. В любом случае мы можем прочесывать залив еще очень недолго: отпустим "Дриаду", как только окажемся в дне плавания от Медины, скажем, на высоте мыса Кармо.
Весь день они плыли, оглядывая море с салингов, и ничего не нашли, кроме кучки ловцов тунца из Лампедузы, продавших им рыбу и сообщивших, что французский купец из Смирны, "Аврора", проследовал накануне, тяжело груженый и несколько побитый - помяли греческие пираты с Тенедоса.
Они восприняли это философски, как и положено морякам, если не хотят сойти с ума, будучи столь подвержены ветрам, приливам и течениям. Когда солнце опускалось за кормой, а впереди вставала полная луна, "Ворчестер" отправил "Дриаду" в Медину, подозвал "Полифема" и отправился с ним на восток. С завершением дня ветер стихал.
Корабль шёл под малыми парусами и потравленными шкотами, и в то время как Джек утешал себя Глюком и жареным сыром, матросы собрались на баке и танцевали в теплом лунном свете до смены вахты, а с позволения Пуллингса и позже.
С тех пор как Джек открыл люк, моряки танцевали все упоеннее, а ветер тащил вперед, но это был бодрящий звук, из тех, что он любил слушать, означающих счастливый корабль. Глухой далекий шум, знакомые мелодии, смех, хлопки рук и ритмичный топот ног пробудили и в нем множество воспоминаний, когда бродил взад и вперед по просторному, одинокому своему владению, уловив крик "Хо денди малыш-о", выкинул пару тяжеловесных коленец, несмотря на простуду.
Лежа в кровати, раскачиваясь при подъемах и спусках с волны, Джек мысленно уплывал к тем временам, когда он тоже принадлежал баку, тоже танцевал под скрипку и флейту: верхняя половина тела неподвижна, а нижняя - летает: с пятки на носок, двойной оборот, взмах и обратно, кентская чечетка, пьяные коленца и их вариации в быстрой последовательности и (если погода оставалась достаточно спокойной) с превосходной скоростью.
Несомненно, эти времена заслоняла золотая дымка, и часть того золота явно была фальшивой, в лучшем случае - подделкой, но, даже при этом в них имелись и собственные незаменимые черты - идеальное здоровье, о котором не нужно думать, в целом, хорошая компания, никакой ответственности кроме немедленных непосредственных задач - и он думал о редких, шумных, энергичных, добродушных забавах, что у них случались, когда матросы свистели в дудки ради развлечения, когда заснул, по-прежнему улыбаясь.
Погруженный в сон мозг часто уносился далеко-далеко: иногда домой к жене и саду, иногда в ложа менее священные, но едва ли связанные с кораблем, и проснулся со словом "четверг" звучащим в ушах, таким четким, как если бы его выкрикнули.
Конечно же, сегодня четверг: команда убрать гамаки прозвучала рано, задолго до восхода солнца, в конце ночной вахты, и он неосознанно, безо всяких сомнений, зафиксировал факт. Давным-давно Джек тоже был бы обязан проснуться, спустить ноги и встать, там в темноте, неважно, холодно или нет. Теперь же и мог понежиться.