Шрифт:
"Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от автора. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия автора является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность."
Предисловие.
Уважаемый зритель!
Прошли два месяца, а это значит – привет новый контент!
Честно, я удивился как вы активно читали первую часть книги. Видимо и правда, я не такой уж и плохой писатель?.. Спасибо.
Что же
Глава 1.
Дом был зелёного цвета, весь потрескавшийся от солнца. Забор весь перекошен, а калитка и вовсе не заперта. Ну конечно! Увидели бы хозяев, сразу всё встало бы на свои места! Навеса над крыльцом не было. Пирс Оллскоп решил не ставить его, потому что, как он посчитал – это только лишние деньги, да и просто всего лишь декор! Но Гвенда настаивала на своём.
– Но у нас нету денег! Мы совсем мало получаем, ты смеёшся? – возмущался он.
– Потерпим чуть чуть, зато двор у нас красивый будет, – сказала она.
– А начни-ка с забора, дорогая моя? – Он указал пальцем в окно, где стояло расхлёбанное, повидавшее жизнь кусок дерева. Его и забором назвать то сложно. Так. Декор. Шестнадцать лет назад, в 1999 году, ища закладку Пирсу попалась на глаза брошенный забор. Тогда он выглядел новым. По-видимому, изделие выбросил обанкротившийся театр-студия под руководством Тобиаса Харви “Посмеёмся?”, так как на нём красовалась эмблемка – голова скомороха (вид: едва сбоку) чуть закинутая вверх с открытым широким ртом. Его оранжевые волосы выступали за пределы двухрожкового сине-розового колпака. А под глазами красовались такого же цвета как и локоны веснушки. Культурное заведение рухнуло из-за того, что жители Алимровки банально перестало ходить в него, как повзрослели их дети. И в связи с тем, что данные мероприятия проходили в посёлке городского типа, было выдвинуто народом всех выгнать и вместо того здания сделать церквушку.
– Театр для экономики ничего не даёт! – вторили они. – Это такая бесполезная штука! – возмущались они. – Лучше бы делом занялись комедианты!
Взрослое население, (преимущественно пожилые люди) предложили на его месте как раз таки поставить церковь. Учитывая ещё тот факт, в каком удобном месте для большинств обитателей оно располагалось – наравне с жилым кварталом. Молодые же, не большинство (далеко не большинство) хотели оставить театр, ведь по их мнению это личностный рост и площадка для самовыражения. Основной же массе подрастающего поколения было абсолютно пофиг. Они резвились и выпивали. Им не до этого. И как это порой бывает, Глава администрации Алимровского сельсовета, Кори Блэр в пользу демократии подписал приказ о прекращении театральной деятельности на территории над которой имеет власть. Если б он не подписал – начались бы митинги. Имеется возможность, (хоть и не по закону) что это может вылиться в переизбрание нового Начальника. А подобное сейчас ему никак нельзя. Портить себе репутацию, пока не в его вкусе.
И как итог, все бутафории и декорации теперь валялись на мусорной свалке, находившейся совсем недалеко от посёлка.
Забор идеально вписывался в их небольшой, скромный, но всё ещё уютный домик. На фоне семейного очага, ограждение казалось совсем игрушечным. Тем самым он и выделялся, среди всех остальных. Однако время шло, за забором абсолютно никто не ухаживал, а значок бывшего театра в корне изменился; во-первых, выцвел. Во-вторых, сошёлся с пылью. Теперь-то он вписывался как к стандартному дому Алимровки. Словно слился с ним. Поймал энергетику. Будто попал в другую компанию и стал иным.
– Краска то на минуточку дорогая! – продолжил речь Пирс. – Вот поэтому-то мы и не красим дом. – Отец семейства облокотился рукой о стену. Его майка со светло-коричневым пятном и трусами в полоску по диагонали уже никого не поражали. – Забыла?
– Нет, что ты! Я ведь всего-навсего предложила…
– Молчать! – Пирс осклабился в её сторону. – Всего лишь предложила… – Пауза. – Вот мне не надо твоё “всего лишь”. – Он поднял руку, сложил три пальца, как это делает итальянский повар, дабы показать жестом, еда и вправду вкусная и начал её трясти. – Ты мне скажи лучше где деньги сегодня достать на бухло… вот тогда можно сказать, что мы живём в достатке. А вот все эти твои заботы, заборы… ну они, честно говоря никчёмные.
Гвенда не подавала виду, что была оскорблена. Брак, который длиться уже одиннадцать лет… а она всё ещё до сих пор к нему не привыкла. Помнится, она тоже была такой дерзкой… типа гангстершой… тогда Гвенда с ним познакомилась в лесу… подруга её пригласила переночевать там ночку у костра. В общем сходить в поход. Там она и встретила его… Такой брутальный… С набриоленными волосами… Разумеется в то время он не был пьяницей. Пил только по праздником, например как в этот день, у костра. – Гвенда посмотрела на своего мужа. Такого несчастного и вечно сердитого. – Видимо алкоголь и правда бьёт по нервам, – подумала она.
Василий Оллскоп всей душой ненавидел своего отца. Потому что тот не находил путей решения проблем, а только сильнее уходил от них, как кролик.
– Возомнил себя царём зверей, папочка? Чёж ты кричишь на свою жену? Хочешь казаться сильным? – Он кинул ручку вверх, там она и повисла. – Да не в этом сила, идиот, – сказал, стиснув зубы Вася. Он смотрел в потолок. Перелёг на сторону там, где были ноги, от смешной, но потенциальной смерти. Именна эта ругань взрослых ему никогда не давала уснуть и вечно раздражала. Василий чувствовал, как постепенно внутренне умирает его мать и как отец скатывается на уровни ниже. – Однажды, я тебя убью, мразь. – Его глаза стали стеклянными. Будто мёртвые. Не двигались с места. Он смотрел на ручку. Дышать Оллскоп и вовсе перестал. – За всё сука, убью! За то, что не даёшь нам спокойно жить, за то, что приходишь с утра пораньше, всех будешь с перегаром, за то, что достаёшь мою бедную маму по всяким пустякам, лишь бы докопаться, за то, что нихрена не делаешь и за то, что у других губишь надежду! Ты, сука, венец наших несчастий, его производитель! Ты, блять, в конце концов обосрал мою мечту! – Ручка упала на открытое пространство между пяток. Там где могла быть Васина голова.
Оллскоп встал. Добрался до окна, посмотрел вперёд. Там он увидел зябликов, жаворонков и ещё кого-то, в чём он не разбирается. Впервые увидел их в этом году. Да и особого значения тот этому не уделил. А ведь сейчас как раз наступала настоящая весна! Температура пошла на повышение, началась оттепель! А продолжительность дня теперь прибавилось на шесть часов тридцать три минуты! Это говорит о том, что начался апрель!
Василий, недовольный тем, что его разбудили неподобающим образом, пялился в окно за которым виднелись самые красивые дома в Алимровке. Сначала идёт Додсоновский дом – весь из себя красный, отделанный штукатуркой, поэтому и сочный… с двухскатной бордовой крышей из металлочерепицы, (других он не видел, т.к. вид сбоку, но всё же – визуализирует) потом следом идёт дом Дэвисов, и дом Барлоунов. Как же Оллскоп их ненавидел. “У них такие дома! По-любому их родители жопу власти лижут! А их дети чё? Такие слабые! Вот пускай и получают, чтобы их жизнь не казалось такой уж и сладкой”. Оллскоп отвёл голову в сторону. “Этот Ричард… почему он так был добр ко мне?”.
– – -
– Мам, давай хватит такой заботы? – заявила Марта однажды утром. Обри Додсон стала такой бдительной, поскольку у неё ушёл из жизни муж. Уже как пять лет. Тогда её ребёнку было всего девять… а кажется всё это было вчера. Погиб он в январе семнадцатого числа 2010 года. В аварийной катастрофе. Столкнулась его Lada Granta с грузовиком Volvo. Тогда Обри делала пельмени, когда прозвенел телефон. Та поспешно вытерла руки водой и подняла трубку. Когда она услышала слова МЧСэвщика тут же вспомнила слова любимого: