Мистер Черчъярд и тролль
Шрифт:
В чем бы мы ни отказали богу, этим он и будет.
– Absconditusговорим мы о нем, видя его повсюду. Что же это с нами такое, О Тролль, что веруем мы в невиданное, неслыханное, некасаемое, отвергая то, что пред взором нашим? В туманах отчаянья вижу я, что мы предпочитаем то, чего нет, тому, что есть. Страсть нашу вкладываем мы в писания, коих не читаем или же читаем, причудливо не понимая, незнание свое принимая за знание. Религия наша - цветистое суеверие и непатентованное чудотворство.
Мистер Чёрчъярд знал, что тролль
– Слушай! Минувшим воскресеньем в дворцовой церкви придворный капеллан — а он очень популярен и в своем епископском облачении напоминает византийского императора - читал проповедь избранной пастве, состоявшей из жирных купцов, адвокатов, банкиров и девственниц. Проповедовал он красноречиво и cо звучной серьезностью. Его темой было: Христос избрал смиренных и презренных. Никто не смеялся.
День клонился к вечеру, и тучи затягивали небо серым. Мистер Чёрчъярд решил с собой договориться, совершить скачок веры. Он поверит, что тролль там прячется, и беспокоиться, так это на самом деле или нет, не станет. Событие реально в той мере, в какой у нас есть желание в него верить. Епископ Минстерский читал свою красноречивую проповедь потому, что им восхищался отец мистера Чёрчъярда, а вовсе не потому, что сам мистер Чёрчъярд сидел между бандитом, переодетым торговым банкиром, и дамочкой, чью шляпку изготовили в Лондоне. Он слушал Епископа Минстерского ради своего отца. А с троллем будет беседовать ради самого себя.
Итак, значит, тролль. Он оказался не готов к тому, что тот окажется голым. Когда он заговорил, датский язык его был старым.
Сорванец с Лебединой Мельницы. Вытянул руку для равновесия, стоя на одной ноге, другой размахивая взад-вперед.
– Ты из лягух будешь? спросил он.
– Я - человек.
– А на личину не скажешь. Каким путем пришел ты - сквозь или из-под низу?
Его развлек испуг на лице мистера Чёрчъярда, и уголки его рта сложились в складочки.
– Ежели через цвет, то это будет один путь: пропихнешься сквозь желтый в синий, сквозь красный в зеленый. А другой - чутка сдашь назад, местечко себе найдешь и протиснешься. Сквозь изгиб, в приливе. Четный один, другой нечетный.
Тролль подошел ближе. Мистер Чёрчъярд разглядел брызги веснушек на щеках и носу. Тролль осторожно дотронулся до его трости.
– Ясень, произнес он. Я такого дерева не ведал. Всегда на этой стороне, одна луна с другой, разве нет?
– На этой стороне чего? тихо спросил мистер Чёрчъярд.
– Никогда не бывал ты внутри коровяка, правда? И внутри шандры никогда, внутри молочая? Кто будешь ты?
– Я - датчанин. А что если я у тебя спрошу, кто ты? В моих глазах ты — мальчик, со всеми мальчиковыми причиндалами, ты хорошо питаешься и здоров. Тебе не холодно без одежды?
Тролль поднял ногу, держа ступню рукой, чтобы лодыжка оставалась параллельной лесной подстилке. Ухмыльнулся - с иронией или без, мистер Чёрчъярд сказать не мог. Его тонкие брови метнулись вверх, под шапку волос.
– Позволь мне сказать, произнес мистер Чёрчъярд, что я уверен: ты - в моем воображении, тебя здесь вообще нет, хотя пахнет от тебя шалфеем или бурачником, и ты - существо, которое наша наука признать не может. Когда мы мыслим, мы связываем. Я же пока еще тебя не поймал. Я даже не знаю, что ты или кто ты. И к чему нас это приведет?
– Но аз есмь, ответил тролль.
– Я тебе верю. Мне хочется тебе верить. Однако сейчас - девятнадцатый век. Мы знаем всё. Порядка существ, к которому ты можешь принадлежать, не существует. Тебе знаком бог?
Тролль задумался, уткнув палец в щеку.
– Загадку ль сказываешь? Что сделается мне от тебя, коли правильно скажу?
– Как это может быть загадкой, если я тебя просто спрашиваю, известен ли тебе бог? Либо да, либо нет.
– Ты ищешь его в этих местах никак?
– Ищу.
– Каков он на запах будет? Каким деревам он родня?
– Я его никогда не видел. Никаких его описаний не существует.
– Как же признаешь ты его, коль встретишь?
– Признаю. Почувствую.
– Барсук, белка, лисица, ласка, лягуха-прыгуха, олень, сова, утка-поганка, гусь - он из них будет? Или же сосна, дуб, самбук, ива - из таких? Эльф, кобольд, гном - один из нас? Паук, гнус, муравей, мотылек?
После этих слов тролль оглядел себя, точно поправляя неловко сидящую одежду - словно ему, ребенку, сейчас предстояло читать наизусть перед всем классом. И запел. В голосе его звучало что-то пчелиное - вновь и вновь возникали гул и жужжание, будто Barockfagottв OrfeoМонтеверди, - и что-то от глуховатого дисканта витютня. Ритм был от сельского танца, от джиги. Но какие же слова он пел?
Мистер Чёрчъярд разобрал про лошадь, которой луна надоелаи про сову, у которой были числа. Припев вообще звучал по-лопарски. Одна рыбка и другая, и корзиночка с травой.
Когда песня закончилась, мистер Чёрчъярд склонился в признательном поклоне. Где же он слышал эту мелодию - на концерте народной музыки? На рынке Роскильде? И не видел ли он самого тролля, поразительно замурзанного, в лохмотьях и синей фуражке на причале Нюхавна?
И тут тролля не стало - только травяной покров, да влажный зеленый запах леса, да тиканье его часов.
То, что бог есть, Сократ полагал с честной неуверенностью и глубоким чувством. Мы тоже верим, рискуя точно так же, запутавшись в том же противоречии неуверенной уверенности. Только неуверенность теперь иная, ибо абсурдна, а верить с глубоким чувством в абсурдное и есть вера в бога. Знание Сократа, что он не знает, - высокий юмор по сравнению с чем-либо серьезным, вроде абсурда, и глубокое чувство Сократа к экзистенциальному - первоклассное греческое остроумие по сравнению с жаждой верить.