Мистер Фермер. Между Адом и Раем!
Шрифт:
Создав из потоков маны нечто на подобии щупа, запускаю магическую тентаклю в тарелку, обхватив немного еды, подношу её к рту Астаопы и чувствую, как кто-то начинает высасывать из щупа ману. Силой, резким движением, запихиваю ей в рот салат, проталкиваю по горлу и, заставив поперхнуться, кашлять, с злостью произношу:
— Еще раз посмеешь такое выкинуть, устрою для тебя генг-бенг с быком-минотавром и лошадью, поняла?!
Прокашлявшись, с проступившими слезами на глазах, Астаопа хотела что-то рявкнуть, минотавров этот мир не видел, но, осознав, что я не шучу по поводу лошади, вновь повесив голову, умолкла.
— Не слышу ответа?!
— Поняла. — Отвечает покорно она.
Так то лучше. Захлебнув грамм тридцать,
— Есть будешь, или предпочтешь и дальше ехать голодной? — На мой вопрос, всё так же не поднимая головы и взгляда, Астаопа отвечает коротким «буду». Ишь как испугалась перспективы попасть под коня. Язык реальных угроз превратил её в покорную, пусть и строптивую пленницу. Кажется, эта дура, как и все в этом мире, понимала лишь язык силы.
Кормил я её лично, почти что с ложечки, внимательно следя за тем, чтобы ничего лишнего не попало ей в рот. Магия, преобразовавшаяся в божественном теле, высасывалась через кандалы, еда могла утолить разве что физический голод, но никак не восполнить её силы, и потому я не переживал, что моя доброта может кому-то и чем-то вылиться боком.
— Я говорил с Эсфеей не так давно. Она очень обеспокоена твоим положением, благодарила меня за то, что не казнил тебя. Горлеон и империя заключили союз, больше никакой вражды. — От еды и слов моих, Астаопа чутка взбодрилась. — Разумеется, наши с ней переговоры ни коим образом не повлияли на твой статус пленницы или отношения имперцев к соседям. Мы укрепили границы и по-прежнему видим в вас опасность.
— Зачем ты мне всё это говоришь? — Прожевав последнюю порцию салата, любезно предоставленного мной, спрашивает богиня.
— Не, по ходу ты реально тупая… Хоть в этом мы с Эсфеей сходимся. — Махнув ещё стопарь, говорю я, и божество вновь показывает белые зубки. — Нахуя ты всё это устроила? Зачем… к чему была эта война, особенно сейчас, когда демоны на пике своей силы. Ты думаешь хоть на день вперёд, думаешь о последствиях?
— Свет всегда сильнее тьмы. В моём видении тысячелетие — секунда, когда ты…
— Завали еб… ах… молчи, пока не разрешили говорить. — Отмахнувшись, стараясь уменьшить число матов в своём лексиконе, не даю той продолжить своё бахвальство. — Послушай, этот мир огромен, имеет множество своих проблем, решив которые, можно начинать враждовать между собой. Погляди на тех, в окружении кого мы находимся. Они ведь отсталые в развитии, они уступают миру Аида, Нулевому миру, как вы его называете. Ими можно и нужно управлять, вести к светлому будущему, править, говорить, что хорошо и что плохо. Они ведомые и радуются любому прогрессу, не обязательно устраивать войны, ибо территориальная победа лишь один из вариантов конца игры. Есть ведь ещё множество других способов показать себя с лучшей стороны, к примеру те же победы научные или духовные, по очкам и…
— Для тебя всё это игра? — Спрашивает Астаопа.
— Да. — Отвечаю я. — Именно игра, вся моя жизнь, как отдельные кат-сцены, так и сюжет, который я создаю сам. Я в этой игре главный герой, и итог катки будет зависеть только от меня, от моих стараний, от моих свершений и действий. Именно поэтому я стараюсь не рубить с горяча, не обрубать связи или отношения со всеми, чьё существование не угрожает моей безопасности. Астаопа, твой взгляд со стороны силы, твоё высокомерие, появившееся всего из-за родства с Древней, должны исчезнуть, навсегда. Только отказавшись от них, осознав, что всегда найдётся кто-то хитрее, сильнее и умнее тебя с Эсфеей, ты сможешь двигаться дальше, хоть как-то развиваться и становиться лучше.
— Будешь меня учить жизни? Матвей, ты перхоть на моих ногах.
— Скорее псориаз на твоей голове. — Перебиваю я. — И уже дважды тебя победил, однажды спас, а ты всё не хочешь с этим смериться. Я не враг тебе, и был им по-настоящему лишь раз,
— Я не люблю проигрывать…
— Заебись, оправданна на хуй! — Словно судья бьющий по столу молотком, кулаком ударяю по ладошке, и Астаопа внезапно роняет смешинку, улыбнулась и даже хихикнула.
Улыбка на лице богини стала шоком не только для меня, но и даже для неё самой. Кажется, общаясь с ней вот так, впервые на прямую, мы оба внезапно потеряли друг к другу желание убить собеседника. Странное чувство, однако.
— Слушай, Матвей, извиняться не буду, тем более просить прощения. Ты не прав, не имеешь права вот так относиться ко мне, но всё же вынуждена признать, я и вправду проиграла, потому что была слабей. Мне ещё многому придётся научиться. — Подняв взгляд, говорит богиня. Слова её оказались одной большой неожиданностью и радостью для моего сердца. — Можно кое о чём тебя попросить, буду должна…
— Отпускать не стану.
— Сама знаю, что не отпустишь! — Воскликнула она, и вновь мы застыли в комичном положении, когда, кажется, оба поняли друг друга. Я смотрел на Астаопу, а она на алкоголь.
— Налить? — Ехидно скалясь, просил я.
— Угу… а запить есть?
— Обижаешь… — вытащив из кармана штанов специально на этот случай припрятанный стакан, говорю я.
Глава 35
В распитии алкоголя с тем, кто желает тебе смерти, есть некий шарм. Понимая, что опасность обоюдна, и каждое слово может стать последним, все, включая богов, сильно меняются, начинают следить не только за языком, собственным поведением, но и за поведением и настроением своего собеседника. Астаопа пила и ела, не спускала с меня глаз, а я с неё. Мы говорили на разные, бессмысленные, а иногда очень даже животрепещущие темы. Будь то игры, мультипликация, фильмы, ну и конечно же развитие, наши с ней пути — мой созидательский, и её подчинительный.
Попав в этот мир, Астаопа стала жертвой пустынных лисиц. Они трахали её всю дорогу до Абу-Хайра, потом продали какому-то хряку почти за бесценок. Затем, посчитав девушку больной, измученной, и не желая тратить силы на её лечение, один из дроу принял решение её казнить и снёс голову. Богиня была в гневе, бешенстве, необузданной ярости, и скверна проникла в её тело, так же как некогда и в тело Эсфее, через открытую рану. Тело и отрубленную голову Астаопы выбросили на местную свалку. Там нищие, миром отверженные, вместе с крысами, дворовыми собаками и кошками, рвали богиню, пожирали отравленную ненавистью к миру плоть. Расплата не заставила долго себя ждать. Через неделю, все разумные, вкусившие плоть, начали гибнуть, а после смерти своей, как герои фильмов ужасов нулевого мира, восставать, бросаться и кусать других, ещё живых существ. Зомби, живые мертвецы, расползались по городу. В числе их были и безногие инвалиды, и дети, сироты, и даже знатные люди, которым под видом диетического мяса была продана отравленная плоть богини. Город подвергся атаке изнутри, дети кусали родителей, старики пожирали спящих внуков и тех, кто по правилам пустыни не смел поднять на них руки. Но самым страшным даже для самой Астаопы была не гибель города, а пробуждение после смерти. Когда она, будучи отрубленной головой, открыла глаза, то тела уже не было, а из шеи её росло новое, маленькое туловище. Чувствуя частичку себя, Астаопа тут же кинулась на поиски. На тот момент, город ещё ничего не понял, и богиня, ощущавшая пробуждающееся зло, хотела поскорее найти потерянную часть себя, затем сбежать. Увы… произошло немыслимое, Астаопа нашла тело, но оно уже возымело новое начало, новую душу, что была создана в Мире кровавой кузни и забрала её тело. Сначала, Астаопа гонялась за телом, но в какой-то момент всё изменилось. Внезапно, овладевшая туловищем душа поняла, что ей только и нужно убить Астаопу, остаться одной, и тогда никто ей не помешает делать что захочется. Тело погналось за Астаопой, топая ногами, желая раздавить, избавиться от назойливой головы. Лишь падение в канализационный сток спасло богиню от очередной, возможно последней в её жизни, смерти.