Мистер Фермер. Война бессмертных!
Шрифт:
— Но как ты собираешься отличить моих от… от других горлеонцев?! — Чуть повысив голос, спрашивает Астаопа. — Их ведь там тысячи, нет, десятки тысяч: и аристократов, и крестьян, верных мне. Так как же, Матвей, как?
— Очевидно, устроим заговорщикам и мятежникам Варфоломеевскую ночь. — Без жалости, не желая вновь лить кровь Империи, рассказываю Астаопе, что ждёт её многострадальный, непокорный народ.
Двенадцать лет спустя.
— Папа, папа, я «стлеляю»! — Размахивая в руках подожжённым факелом, кричит шепелявый ушастик.
— Муррчик, милый, осторожно… — Дрожа, носится вокруг мальчика, боясь, что тот поранится, мама Джульетта.
Дав отмашку как благородный император-отец, видящий сияние, восторг и радость в глазах сына, позволяю Муррчику Матвеему Первому, исполнить то, о чём я мечтал всё своё пребывание в этом мире. Фитиль весело заискрил, после раздался оглушительный хлопок, пушка дёрнулась, дала дыма, а из ствола её, куда-то в сторону множества мишеней, вылетело тяжёлое бронебойное ядро. Пушку сотворили ещё десять лет назад, первые серийные экземпляры уже установлены
— Господин, рад видеть вас в добром здравии. — Научившись вести себя как человек, ходить ногами, а не телепортироваться или вылазить из земли и мебели, предстал пред мной в своей новой версии Четырёхрукий. По-прежнему высокий, два метров ростом, с такими же острыми чертами лица и… внезапно, отросшими, хорошо уложенными волосами, да и в костюме приличном, дворянском, а не броне демонической.
— Ого… — В открытую удивился я. — Кажется, общество Легиона пошло тебе на пользу.
— Вы всё также строги ко мне, отец… — Склонив голову, не без иронии отвечает Четырёхрукий. Да уж, столько времени прошло. Но я ведь знаю его садистские наклонности, и весь этот фарс с обидами, изменениями личности лишь для того, чтобы вывести меня на эмоции.
— Что с Коалицией?
— Её больше нет. — Отвечает демон. — Но объявились и новые силы, те, что до этого находились вне досягаемости наших глаз.
— Вот как. — «Покой нам только снится, только где эти сны?». — Ладно, обсудим это в другом месте.
Скрытым жестом подзываю свиту.
Позволив себе наконец-то отвлечься от забав, поручаю жёнам и прислуге занять детей уроками и тренировками. Мелочь пузатая пыхтит, ворчит, но зная, насколько я ценю и как щедро награждаю их за старания, всё же повинуется. Избаловал я их…
Один телепортационный, короткий прыжок, и вот я уже не на лужайке, а в подвальной комнате, во главе длинного прямоугольного стола. Прошло двенадцать лет со дня победы в Абу-Хайра, Империя, да что там империя… Вся планета! С трудом пережила перемещения в нейтральное созвездие. Ужасно холодные зимы обрушились на наши земли, и пока я копил силы, осваивал техники Астаопы, что позволили общими силами обуздать климат, природа буквально вступилась за моих врагов. Море сошло сума, волнами штормовыми уничтожило множество портов. Ледяные зимы ударили не менее чувствительно. Армия, занимавшаяся зачисткой континента от демонов, посреди пустыни столкнулась с метелями и снежными буранами. Силы извне порывались навредить нам. Однако предо мной, со дня исчезновения Эсфеи, по-прежнему так и не возникло ни одной проблемы, которую я не сумел бы решить вместе с друзьями. Одержимость Эсфеи мной, её жажда мести и вмешательство Небесного наблюдателя, отголосками прошлого, раз за разом всплывали в моих сновидениях. Буйство стихии, постепенное и уверенное расширение империи, а после и полная победа с захватом всего материка, включая северные земли Горлеона, подарили мне то, о чём я так долго мечтал: рутинный быт. С зачисткой материка от нежити и всяческой мятежной ереси, мир и покой пришли на земли Империи Матвеема. От севера и до юга, от запада и до востока, огромные просторы, пустыни, горы, леса и поля теперь принадлежали одному единственному правителю. Правителю, что за пять лет пребывания в Запретном саду, таки смог познать жизнь в достатке и любви, от которой…
За последние двенадцать лет мои женщины успели привнести в этот мир тридцать прекрасных, исполнительных, но не очень послушных ребятишек. Гордость Аорры, это сероглазый, старший сынок Владимир Острый Шест. Он стал моим первенцем, позволившим «старушке» Аорре вновь почувствовать себя молодой. Также от Аорры, ещё спустя пару лет, явив чудо для народа Дроу, рожавших не чаще раза в пятьдесят-шестьдесят лет, внезапно для всех родился ещё один ребенок. Девочка, с пепельными волосами как у меня, и яркими фиолетовыми глазами как у мамы. Ровесница Муррчика Быстрые лапки — сына Джульетты, она, как и положено всем дроу, развивалась куда медленнее, ревносно, по всюду ходила за Муррчиком, пытаясь хоть в чём-то того превзойти. За ними, стараясь не отставать, всюду вились хвостиком близняшки лисички, Пом-пон и Пом-мом, названные так не по моей воли, а по прихоти их матери Люси. Следом, исповедуя строгость, законность, прислуживая старшим детям рода, оттачивая свою услужливость, за всем следили мои дочери гарпии. За крыльями которых потягиваясь руками в попытке ухватиться, ползали волчата, крольчата и котятки, родившиеся от моих наложниц. Целый детский сад был построен внутри Запретного сада, неподалёку от самого защищённого и шумного дома во всей империи, моего старого, слегка покосившегося, но по-прежнему милого и прекрасного особняка. Воспоминания о нём, о семье, о детях, от необходимого путешествия к путешествию терзали моё сердце. В кругу шумной, большой семьи, с остроухими детками на коленях и их заботливыми, слегка ревнующими друг к другу матерями за спиной, я проживал год за годом.
Силы наши неуклонно росли. Пережив холод при помощи угольных запасов эльфов и древесных запасов северян, вскоре мы, благодаря Ветерку, обуздали и неспокойное море.
Мы без труда смогли сломить сопротивление коалиции, рассорив и заставив передраться между собой разрозненную знать. Захват торговых соседей, а после взятие в морскую блокаду стран Песка и Гор, позволили нам лишить два сильных народа стратегических ресурсов. В горах не много еды, точно также, как и в песчаных степях, потому, вскоре оголодавшая толпа сама разорвала не желавших сдаваться на милость Империи господ. Каждый день, каждую новую битву, моя свита, друзья, смотрели в небо, ожидали врага что так и не явился. Я становился всё сильнее,
Я трахался, пил, ел, после чего работал до потери пульса как ненормальный, улучшая инфраструктуру и быт простых граждан. От Солёной реки до Запретного сада, затем в Вавилон до Абу-Хайра и далёкого края материка, что стоял за ним, раскинулась величественная, использующаяся каждый день железная дорога. Из отдельных, вечно теплых оазисов пустыни, во все стороны континентальной империи, каждый день, каждую ночь, по качественным дорогам шли продукты, взамен которых людям приходили одежды, инструменты, строительные материалы, создаваемые в Вавилоне со всей возможной щепетильностью и допустимым качеством. Огромных трудов мне стоило создать место, мегаполис, что не обирал и не обворовывал всех вокруг себя, а поступал правильно. Капитализм уживался с социализмом, а диктатура с феодализмом. Ряд принятых по защите населения законов, заставили мелкую знать, под угрозой жесточайшей расправы, жить и трудиться во благо себя и всего народа. Когда все ебашат, отсидеться в сторонке на заднице ровно и при этом озолотиться не получится. Аристократия сохранила часть своего величия, по-прежнему имела привилегии, земли и права устанавливать на них свои, не перечащие правилам империи законы. Однако за обворовывание и приведения региона в упадок, теперь полагалось жестокое наказание. Инквизиция дворца, под моим чутким контролем, внимательно следила за состоянием поселений, численностью проживающих, количеством поступающих налогов и качеством жизни. Мы работали с аристократией по следующему принципу: сохранять и преувеличивать можно, уменьшать — нельзя. Это касалось всего: от населения до налогов и производственных мощностей.
Промышленный центр, Великий Вавилон создавал заказы, отправлял их по городам, а те, в свою очередь, по поселениям. Мы внимательно следили за количеством товаров и за тем, чтобы излишки не накапливались, ведь это могло разрушить экономику целых городов. Центральный регион Империи собирал в себе все ресурсы материка, после изъятия Имперского налога, переработав ресурсы, в оплату долга отправлял готовую, сложную продукцию обратно в мелкие поселения, города. Проблем и ошибок у нас было много, но не ошибается только тот, кто ничего не делает. Люди по всей империи, их отношение ко мне, чётко отслеживались ангелами и слугами, что, слившись с окружением, тайно работали и отсылали в столицу свои доклады. Не сказать, что все любили меня, особенно в регионе Горлеон, однако и жестоко осуждать, либо открыто бунтовать против меня не смели. И дело тут даже было не в страхе, а скорее в корыстности. Прошло около трёх лет с момента объединения материковой Империи, у всех и каждого, даже рабов, привезённых из-за пределов нашей страны, был кров и еда. Именно постоянное наличие доступной и разнообразной еды на столах затыкало рот всем недовольным режимом крестьянам. Ещё десяток лет назад многие из них выживали, недоедание было нормой, как и детская смертность. Сейчас же нехватка провианта в городе и тем более смерть от голода могли стать причиной появления в поселении инквизиции, и скорой казни того, кто допустил подобное. Еда и фермерское дело стали тем божественным даром, что сплотил вокруг меня всех страждущих. Только в империи, под моим крылом у каждого могла быть работа, каждому было где жить, чем топиться, где учиться и как развиваться, и с этим всем каждый, абсолютно любой гражданин мог открыть своё собственное дело. Ангелы мои внимательно следили за чиновниками, за бюрократами и… много голов летело с плеч. Коррупционная гидра не успевала отращивать их в тех же количествах, что мы срубали и прижигали калёным железом. По истечению двадцать пятого года моего правления, повсюду, в каждой из деревень страны, мы открыли «Целительско-просветительские церкви». Когда я планировал это, в голове моей подобное звучало как насмешка, сюр… Но, совместив в церкви работу Врачей-целителей и учителей с проповедниками, образовательный уровень в стране, как и здоровье населения, выросло кратно. Молодые послушники из рядов инквизиции, выходцы крестьянских семей, бесплатно получали образование в столице, обучались магии, письму и счетам, после чего направлялись на отработку в сёла и города. Они работали не за просто так, церкви получали подношения, с подношений высчитывался небольшой церковный налог в пользу Империи, остальное же шло приходу и на оплату труда брата инквизитора, что учил и лечил других крестьян. Подобная просветительская схема могла стать рассадником коррупции и поборов, однако все и каждый в инквизиции знал, за церквями и приходами очень внимательно следят неподкупные Серокрылые ангелы и тайная полиция. При виде несправедливости, злостных нарушений и грехов, которые в моём списке не указывались, слуги порядка пленили и вели на суд провинившихся.
Страна росла, развивалась. Мы усердно боролись с необразованностью, сатанизмом, постепенно меняли рабовладельческий строй на более благоприятный развитию феодальный, затем капиталистический. Постепенно, в рядах моих приспешников накапливалось всё больше и больше авантюристов, личностей, не знавших куда деть распирающую их энергию. Так наступил век великих открытий. Моя верная помощница, женщина, взявшая гордое прозвище Астаопа Спасительница Севера, одной из первых отправилась на опустошённый, только-только переживший обледенение соседский материк. Секс по дружбе с этой богиней у нас закончился в тот день, когда на двадцать четвертом году нашего «тесного общения», внезапно у сего «Небесного» существа начал расти вполне себе человеческий животик. Богиня забеременела, как простой человек. Родив и осознав, насколько сложное дело растить дитя, благополучно спихнула дитя на множество нянек, решив отправиться на отдых, в дикие и холодные места. Я не собирался ей препятствовать, она обещала вернуться с новыми достижениями, нашими общими победами и романами, которые собиралась написать в своём приключении. Когда Астаопа отчалила, не переставая ревновать к низошедшему на божественную задницу чуду, ко мне пуще прежнего стала приставать Зуриэль, а с ней и две не терявшие надежды дриады. Эти трое порождения энергии мира и при этом всём женщины, что очень сильно меня любили.