Мистер Грей младший
Шрифт:
— Спасибо, папуля и мамуля, — я послала им воздушный поцелуй, стоя уже в дверном проёме, — Извините за вторжение, голубки, — подмигнула я, за что получила улыбку чеширского кота Кристиана и румянец Анастейши, а затем, почти вприпрыжку выпорхнула из кабинета.
Проходя кухню, я приняла холодное и отстранённое выражение лица и тела, якобы показать этой стерве весь свой пофигизм по отношению к ней. Скоро тебя уволят. Наслаждайся последними часами, вобла!
Я продолжила порхать только тогда, когда настигла свою комнату и приступила к выбору одежды.
Так,
Теодор Грей.
В пять часов вечера мы въедем в Юнион — городок, находящийся в штате Нью-Мексико — здесь, мы прибываем уже почти два часа.
Я вновь оценил все плюсы нашей поездки вдвоём и — они были удивительно велики. Убедив её в правильности того, что она поехала со мной, я поцеловал её, а дальше — мы полностью — мысленно и духовно — соединились друг с другом.
Мы слушали музыку, говорили обо всём. Даже о банальных вещах мы говорили с интересом, безостановочно открывая друг в друге что-то новое. Ближе к полудню, я опустил крышу кабриолета и мы, остановившись, устроили пикник — съели приготовленные Хайден сэндвичи. Я узнал, что Айрин ест из мяса только рыбу, не любит кунжут и майонез. Я же поделился с ней тем, что не переношу салат-латук, так что — Айрин вытащила эти безвкусные листья из моего бутерброда, и, с большим удовольствием схомячила.
Через двадцать километров после, так называемого, обеда — мы остановились заправить Ауди и купили холодной колы — под прямыми лучами солнца, царящего в синем небе, мы чувствовали, что выгораем, так что — эта остановка была освежающей.
Дальше мы ехали, снова болтая: Айрин сказала, что мечтает выучиться на хореографа — танцы её страсть, и я уверил её, что всё у неё получится. Потом, мы вновь слушали музыку, подпевали нашим любимым исполнителям, иногда — неловко путали слова — и очень весело над этим смеялись.
Вскоре, Айрин, разморённая солнцем и усталостью, под опущенной крышей, и, умеренно включенным кондиционером, сладко уснула, и я, изредка позволял себе слабость поворачиваться и любоваться ей… За время поездки я понял одну важную, и, в то же время, прекрасную вещь — наши слабости всегда сильнее нас. И Айрин сильнее меня. Намного сильнее.
Она до сих пор спит. Нежным, крепким, таким трепетным сном. Солнце медленно садится и, уже, не греет. Я опустил крышу, и выключил «холодопускатель», как говорит Фиби.
— Ммм, — протянула Айрин, потягиваясь в кресле. Я обрадовался её пробуждению — как алому рассвету и еле сдержался, чтобы не запеть от счастья.
— Поспала хорошо? — спросил я, улыбнувшись.
— Отлично, спасибо, — сонно потёрла глазки она, — Мы уже… в Нью-Мексико? Ничего себе, ты «Формула 1», Тед! — Айрин сделала ещё один комплимент моему вождению, заставив меня широко улыбнуться.
Я вёл размерено, плавно, но моё внимание и мысли увлекала только Айрин, но вдруг…
— Тед, посмотри, там кто-то просит помощи на дороге! — Айрин указала мне рукой на совсем худого, взрослого и недорого одетого мужчину, не очень счастливого, взволнованного, и махающего руками — он был в восьми метрах от нас, его не слишком
Подъехав ближе, я резко свернул на обочину дороги и затормозил. Мы с Айрин выпрыгнули из Ауди.
— У меня совсем забарахлила машина, а тут — такой ужас наступил! Я не знаю, что делать! Помогите! — причитал он. Я хотел его встряхнуть, чтобы он пришёл в себя, но Айрин вступила с ним в беседу таким мягким и терпеливым голосом, что я забыл о позывах своего темперамента, забыл обо всём.
— Что случилось, сэр? — спросила она.
— Моя жена… Она рожает! Рожает! Помогите! Она в машине.
Айрин бросилась к дверце салона в его развалюхе, женщина — тяжело дышала, судорожно вздыхала и плакала. Её живот был очень большим. Я сделал глубокий вдох и мысли сразу же осветили мою голову. До Юниона — какой-то один километр. На его машине — даже не сломанной не доберёшься и до утра, на моей, при нормальной скорости — запросто.
— Ко мне в машину её, быстро! — прорычал её мужу я. Я вдруг почувствовал такое странное волнение, что мне самому стало не по себе.
Я рванул к своему Ауди, открыл дверцы в салон и на переднее, опустил крышу. Вместе с мужем этой бедной женщины и с Айрин, мы довели её до сидения в салоне. Муж сел рядом с ней, я быстро сел за руль, а Айрин на переднее сидение, рядом со мной.
— Айрин, застегни куртку и не забудь про ремень, — бросил я, дав по газам.
Моя малышка меня послушалась, а у совершающей подвиг женщины был плед. Я на секунду представил Айрин, мечущуюся в боли и муках — моё сердце просто не выдержит. Это невыносимо. Я не вынесу, если она будет так же страдать. Нет, нет, никогда! Я буду хоть сто презервативов на себя натягивать, лишь бы не видеть, как она страдает и, чёрт, кричит!
Стрелка скорости у 160 км/ч. Ну я и даю.
— Тед, сбавь скорость, мы въехали в город! — приказывает Айрин и я подчиняюсь.
— Потерпите, ещё немного! Ещё чуть-чуть! — успевала успокаивать семью Айрин, едва сдерживая слёзы на глазах.
Сегодня, что, моя проверка на прочность, что ли? Такими темпами, к приезду в Сиэтл, у меня не останется никаких нервов.
Обожаю свой навигатор за то, что он точно, значками указывает, где что находится — до больницы всего ничего, совсем немного! Я послушно следовал велениям навигатора и, через восемь минут, после въезда в город — мы оказались у больницы. Айрин побежала за помощью туда сразу, едва мы остановились. Через двадцать секунд, вся необходимая бригада, носилки, всё, как надо. Вместе с мужем роженицы, мы с Айрин зашли в больницу и уселись на кушетке перед лифтом, на котором врачи увезли женщину, в каком-то полуобморочном состоянии. Я, почему-то, винил себя за всё. За скорость, за нервы, за жёсткость, за истерический адреналин. Я мгновенно почувствовал слабость и уронил голову на руки, упёртые локтями в колени. Айрин обняла меня за плечи, пытаясь успокоить… Главврач подошел к мужу той великой женщины, попросил документы, вместе они ушли в его кабинет. Мы с Айрин остались одни, и я отчётливо, в гулкой тишине палаты, мог слышать, как бешено громко, быстро стучат наши сердца…