Мистер Обязательность
Шрифт:
По тому, как она теребила при этом свои волосы, было очевидно, что она говорит неправду. Мэл всегда так делала, когда врала. Впрочем, я расценил это как хороший знак: видимо, Джули специально ушла, чтобы дать нам с Мэл поговорить наедине.
— Что, отправилась обращать новые жертвы в живых мертвецов?
— Не надо, Даффи, — довольно жестко произнесла Мэл. — У Джули сейчас… короче говоря, ей сейчас непросто.
Что такое могло сломить Ее Величество Джули? Неужели в местном универсаме закончилась полента [68] ? Или ее дайсоновский
68
Итальянская каша из кукурузы.
— Что с ней? Надеюсь, ничего серьезного? — вполне искренне спросил я.
— Она просила не обсуждать это ни с кем, так что пока я не могу тебе ничего сказать.
Затем, слегка помедлив, она добавила:
— К тому же у меня самой есть новости, хотя они вряд ли тебе понравятся. Я собиралась сама тебе позвонить и рассказать, но раз уж ты здесь, то расскажу сейчас. Когда я сообщила своему начальству, что ухожу в декретный отпуск, из которого могу к ним и не вернуться, они сделали мне настолько выгодное предложение, что я не смогла отказаться.
— Отлично, я рад за тебя, — сказал я. — Если, конечно, ты именно этого и хочешь.
Мэл улыбнулась.
— Пожалуй… пока еще сама не знаю. Дело в том, что наша компания только что приобрела несколько радиостанций на севере страны, и я буду отвечать за реструктуризацию отделов продаж. Это лишь временный проект, месяца на три, не больше. Но если у меня все получится, то я попаду в топ-менеджмент, что сулит немалые перспективы в будущем.
— Все это звучит довольно круто. А проблема-то в чем?
— Всю рабочую неделю я буду находиться довольно далеко от Лондона, а на выходные прилетать домой.
Я уже начинал нервничать.
— Послушай, Мэл, не ходи ты вокруг да около. Где именно «на севере» ты будешь работать?
— В Глазго.
Я ничего не ответил. Я просто не мог ничего ответить. И вдруг откуда-то из подсознания выплыли спасительные слова:
— Не уезжай, — тихо попросил я.
— Что? — переспросила, не расслышав, Мэл.
— Не уезжай, — уже громче повторил я. — Я не хочу, чтобы ты уезжала. Оставайся здесь и выходи за меня замуж. Мне так плохо без тебя. Я не знаю, что в тебе есть такое, чего нет ни в одной другой женщине, но я точно знаю одно — никто другой мне просто не нужен. Со времени нашей ссоры прошло почти четыре месяца, и я во многом изменился. Мне многое нужно объяснить тебе…
Я запнулся, подбирая правильные слова.
— Когда ты предложила нам пожениться, я отказался, потому что мне тогда не хватило веры в самого себя. Мне казалось тогда, что если я женюсь, то попаду в ловушку. Я тогда просто не понимал, что брак не является антонимом независимости. Когда ты разорвала нашу помолвку, ты, наверное, боялась, что я впоследствии буду сожалеть о том, что женился на тебе. Поверь мне, больше всего на свете я сожалею о том, что неженился на тебе. И еще о том, что мне никогда не вернуть то время, которое я упустил, расставшись с тобой. Мэл, клянусь тебе, дело не в ребенке. Я наконец понял, что преимуществ в браке больше, чем недостатков. Черт, я несу какую-то чушь. Я хотел сказать…
— Наверное, ты хотел сказать, что больше не боишься, — мягко поправила меня Мэл.
— Именно! Я больше не боюсь. Точнее — я немного нервничаю, но это не в счет. Я больше не боюсь того, что мне придется спать в одной постели с одним и тем же человеком всю оставшуюся жизнь. Более того, я очень на это рассчитываю. Не буду притворяться, будто я рад предстоящим походам в ИКЕА, но ведь это не страшно. Я исправлюсь. Самое главное, что я больше не боюсь, что когда-нибудь разлюблю тебя. Или что ты разлюбишь меня. Я согласен взять на себя обязательства… я уже«взял на себя» все возможные обязательства по отношению к тебе, потому что без тебя моя жизнь просто не имеет никакого смысла. Без тебя меня просто нет.
Итак, я наконец сказал все то, что хотел сказать уже долгое время. Все, что я на самом деле чувствовал. Теперь все зависело от Мэл. Глядя на ее лицо в эту минуту, я пытался понять, убедил ли я ее. Что-то в ее лице все же изменилось. Во всяком случае, я больше не ощущал того защитного барьера, который она воздвигла между нами.
Ничего не говоря, она поднялась и взяла меня за руки. Стоя так, она долго смотрела мне в глаза, видимо пытаясь прочесть в них ответы на все свои вопросы. Потом она заплакала.
— Даффи, любимый, я очень хочу тебе поверить! — всхлипнула она. — Я ничего так не хочу, как верить тебе. Я смотрю на тебя, слушаю твои прекрасные слова и, практически, готова согласиться. Но «практически» не значит «окончательно». Откуда мне знать, действительно ли ты сам веришь в то, что говоришь? А вдруг через какое-то время ты вновь станешь прежним собой?
— Я что-то не понимаю. Ты ведь всегда утверждала, что прекрасно знаешь меня. И ведь так и есть. Никто лучше тебя меня не знает. Так почему же теперь ты не видишь, что я говорю правду? Почему ты не веришь в то, что я действительно хочу на тебе жениться?
Мэл практически уже рыдала. Все вокруг уже обратили на нас внимание, но мне было наплевать. Я видел только ее.
— В том-то все и дело, — проговорила она сквозь слезы. — Я сама себе больше не верю. Я не знаю, могу ли я теперь доверять самой себе, особенно когда это касается не только меня, но и ребенка. Я в себе-то сейчас разобраться не могу, а уж в твоих мыслях и чувствах и подавно. И мне самой от этого страшно становится. Я знаю, что люблю тебя, но у меня нет сейчас сил снова поставить все на карту, не зная, имею ли я теперь на это право. Разве я имею право на ошибку?
Я слушал ее и не верил своим ушам. Ведь все должно было закончиться хорошо, мы должны были быть вместе после этого разговора, а вместо этого все еще только больше разрушалось.
— Я понимаю, что сама должна принять решение, и как можно быстрее, — между тем продолжила Мэл. — Мы ведь не можем так и дальше продолжать. Но хотя я и понимаю, что это эгоистично с моей стороны, прямо сейчас я не могу принять такое решение. Поэтому прошу тебя немного подождать. Я должна прийти в себя и все еще раз обдумать.