Мистер Рипли под землей
Шрифт:
— Да-да? Вы чувствовали?..
— Я чувствовал, что Дерватт пережил какой-то душевный кризис. Может быть, в Греции или перед этим. Я думал, что он, возможно, изменился, изменилось его отношение к старым друзьям; и раз он не пишет мне, то, значит, не хочет.
Тому было до слез жаль Бернарда. Бедняга старался как мог. У него был несчастный вид человека, которого заставили играть на сцене, хотя он вовсе не является актером и ненавидит это занятие.
Инспектор взглянул на Тома, затем на Бернарда.
— Странно. Вы хотите сказать, что Дерватт был в таком состоянии…
— Я
Это звучало так убедительно, что даже Том был готов поверить всему, что говорил Бернард. Он и должен верить, напомнил он себе. И, соответственно, поверил. Он подошел к бару, чтобы долить инспектору дюбонне.
— Понятно, — протянул Уэбстер. — Значит, когда Дерватт уедет обратно в Мексику — если еще не уехал, — то вы не будете знать, куда писать ему?
— Нет, разумеется. Я буду только знать, что он работает, и надеяться, что он счастлив.
— И в Бакмастерской галерее тоже не будут знать, где найти его?
Бернард покачал головой.
— Я думаю, нет.
— А что они делают с деньгами, вырученными от продажи его картин?
— По-моему, посылают в какой-то мексиканский банк, который переправляет их Дерватту.
Вот спасибо за столь гладкий ответ, подумал Том, разливая дюбонне. Оставив в бокале место для льда, он взял ведерко с сервировочного столика.
— Инспектор, вы останетесь на обед? Я предупредил мадам Аннет.
Мадам Аннет тут же выскользнула на кухню.
— Нет-нет, большое спасибо, — улыбнулся Уэбстер. — Я уже договорился встретится за обедом с сотрудниками полиции Мелёна. Единственная возможность поговорить с ними по-человечески. Это ведь старая французская традиция, не так ли? Я должен быть в Мелёне без четверти час, так что мне, наверное, пора вызывать такси.
Том позвонил в Мелён, чтобы прислали машину.
— Я бы с удовольствием осмотрел ваш участок, — сказал инспектор. — Выглядит он просто великолепно.
Возможно, у инспектора изменилось настроение и он сказал это, как человек, который просит разрешения осмотреть сад, чтобы избежать нудной беседы за чайным столом, но Том не думал, что причина в этом.
Крис был в таком восхищении от английской полиции, что хотел было сопровождать их, но Том сделал страшные глаза, и он остался. Том с инспектором спустились по ступенькам, на которых вчера — только вчера — Том чуть не упал, рванувшись к мокнущему под дождем Бернарду. Солнце светило довольно вяло, но трава уже почти высохла. Инспектор сунул руки в карманы своих мешковатых брюк. Вряд ли Уэбстер подозревает его в каком-либо криминале, подумал Том, но чувствует, что он не вполне откровенен. “Я провинился перед государством, и оно не забыло об этом”. Любопытно, что в это утро ему пришел на ум Шекспир.
— Яблони. Персиковое дерево. У вас тут не жизнь, а просто сказка. А какая-нибудь профессия у вас есть, мистер Рипли?
Вопрос был задан резко
— Я занимаюсь садом, живописью; изучаю то, что меня интересует. Постоянной работы, на которую мне приходилось бы ездить, у меня нет. Я редко бываю в Париже.
Том поднял камень, портивший его безупречную лужайку и, прицелившись, бросил его в дерево. Камень гулко ударился о ствол, а Том почувствовал боль в поврежденной лодыжке.
— А этот лес — ваш?
— Нет. Насколько мне известно, это общественная собственность. Или государственная. Я иногда собираю там хворост на растопку — обломанные сучья и тому подобное. — Не хотите прогуляться? — Том указал на лесную дорожку.
Инспектор направился было к лесу, но, пройдя пять или шесть шагов, повернул обратно.
— Спасибо, в другой раз. Пора, наверное, посмотреть, не пришла ли машина.
Когда они вернулись к дому, такси уже стояло у дверей.
Том и Крис попрощались с инспектором. Том пожелал ему bon appetit [45] .
45
Приятного аппетита (фр.).
— Потрясающе! — воскликнул Крис. — Нет, правда! Вы показали ему могилу в лесу? Я не следил за вами из окна — это было бы невежливо.
Том улыбнулся.
— Нет.
— Я уже хотел было сообщить ему об этом, но побоялся выставить себя дураком, навязывая полиции ложные улики, — сказал Крис, рассмеявшись. Даже зубы у него были такие же, как у Дикки, — тесно посаженные, с острыми верхними клыками. — Представляю, если бы инспектор принялся раскапывать ее! — Он опять залился смехом.
Том усмехнулся тоже.
— Да уж. Если учесть, что я высадил его в Орли, то искать его здесь было бы странно.
— Но кто же убил его?
— Я не думаю, что он мертв, — ответил Том.
— Тогда, значит, его похитили?
— Не знаю. Может быть, вместе с картиной. Трудно сказать. А где Бернард?
— Он ушел в свою комнату.
Том тоже поднялся на второй этаж. Дверь Бернарда была закрыта. Постучав, Том услышал в ответ неразборчивое бормотание.
Бернард сидел на краю постели, стиснув руки. У него был вид сломленного и обессилевшего человека.
— Все прошло хорошо, Бернард. — Том постарался произнести это как можно бодрее, насколько это было уместно в данных обстоятельствах. — Tout va bien [46] .
— Это провал, — сказал Бернард с несчастным выражением в глазах.
— О чем ты? Ты был просто великолепен.
— Это провал. Потому-то он и задавал все эти вопросы о Дерватте. О том, как его найти в Мексике. Провал для Дерватта и для меня.
14
46
Все в порядке (фр.).