Мистер Себастиан и черный маг
Шрифт:
Генри и Джей-Джей были друзья.
Тем вечером Тарп и остальные отказались даже платить. Генри слышал, как они препирались с Джей-Джеем у входа. Тарп говорил: «Мы уже два раза видели представление. Что за дерьмо, господи!» На что Джей-Джей отвечал: «Это напоминает мне, как одна женщина жаловалась в ресторане: мало того, что невкусно, еще и обслуживание отвратительное». Но конечно, он их впустил, как любой другой бы на его месте. Корлисс мог запросто раздавить его своими ручищами.
И вот представление началось. Генри, словно плывя по колени в тумане, дошел до края помоста, остановился и оглядел собравшуюся
— Приветствую вас, друзья, — сказал он. — Я Генри Уокер, Негр-Маг. Но магию, свидетелями которой вы станете, творю не я. Как они получаются, эти умопомрачительные чудеса, я сам не мог бы сказать.
— Плохо, — громко, на весь шатер сказал Тарп. — Видит бог, плохо получаются.
Генри мельком глянул в его сторону.
— Тайные искусства, — продолжал Генри, — таинственны по многим причинам, таинственны во многих отношениях. Одному только дьяволу ведом их исток, потому что он сам порождает их.
— Правильно понимаешь, — высказался Тарп.
— Отбросьте предубеждения! — говорил Генри, почувствовав, что публику больше интересует, что скажет Тарп, нежели он. — И если вы верите, что в мире есть место магии, то увидите ее здесь сегодня вечером.
— Очень сомнительно.
Тарп, конечно, оказался прав. Начиная с этого вступления, представление пошло хуже некуда. Дрожащими руками Генри достал первую колоду и выронил ее; карты рассыпались у его ног крапом вверх. Он бросился на колени и стал собирать их, быстро перетасовывая. В публике поползло раздражение. «Ну и ну, чего от такого ждать? — спрашивали они себя. — На что он вообще способен?» Неужели они пришли сюда, чтобы вместо магии увидеть вот это, чтобы открыть для себя: как бы низко ни опустились они по веревочной лестнице жизни, каким бы ничтожеством ни были или ни будут, всегда найдется кто-то, кто висит еще ниже, и его имя будет Генри Уокер?
Однако он в одно мгновенье собрал карты. Они снова оказались у него в руках, будто он и не ронял их. Улыбнулся толпе, и его широчайшая ослепительная улыбка и взгляд, уверенный и ясный, говорили, что он ничуть не растерялся. Люди даже не успели заподозрить неладное. Такое могло случиться с кем угодно, а может — кто знает? — это была милая шутка, нарочитая неловкость, чтобы расположить их к себе: «Потому что, хотя через минуту я покажу вам кое-что столь невероятное, отчего у вас ум за разум зайдет, на самом деле я не отличаюсь от вас. И мне случается ошибаться, как всякому человеку, — я отнюдь не верх совершенства, а такой же, как ты, и ты, и ты».
Но в этот вечер действовали иные силы. Обычно его аудитория состояла из простых людей, жаждущих развлечения, и сейчас, этим вечером, в тесном шатре на захудалой ярмарке кто в толпе набившихся сюда уродов, неудачников и всякого отребья не любил немагического негра? Большинство любило. Они любили его, как любят трехногую собаку, и это несмотря на то, что дело происходило в Алабаме, неподалеку от мест, где какому-то гению пришла в голову идея ку-клукс-клана. Собравшиеся думали об этом иначе. «Нет, в дом к себе я его не приглашу и, если он взглянет на мою дочь, убью. Но конечно, он может показать мне парочку магических фокусов. В этом нет ничего
Генри развернул карты веером, и Корлисс кашлянул. Тарп засмеялся. Джейк грустно покачал головой. Генри бросил на них косой взгляд, и его лицо покрылось смертельной бледностью.
Тарп держал в руке одну из его карт.
— Что-то ищешь? — спросил Тарп.
Генри выдавил улыбку.
— Да, — сказал он и потянулся за картой. — Спасибо!
Но не успел он взять ее, как Тарп отдернул руку.
— Карту, — попросил Генри. — Пожалуйста!
— Я отдам ее, — сказал Тарп.
— Благодарю.
— Но сперва, — добавил Тарп, помедлив и, к замешательству Генри, не спеша отдавать карту, — назови ее. Небось это нетрудно для человека таких… — Тарп замялся, подыскивая слово. Толкнул локтем Джейка.
— …невероятных, — тихо подсказал Джейк.
— Вот-вот. Для человека таких невероятных способностей.
— Назвать? — спросил Генри. — Ты хочешь, чтобы я назвал карту? Ту, которую ты прижал к своей груди?
— Да.
Несколько человек засмеялись. Но всех занимала ситуация, в которой оказался Генри, поскольку ни один даже на мгновение не допускал, что это подстроено. Они точно знали, что происходит и что, видит бог, еще минута-другая, и Генри не уйти от позора. Тарп прижимал карту к груди и в упор смотрел на Генри горящими глазами, как бы приглашая рискнуть угадать ее или, если не получится, просто попытаться отнять. Что, поскольку Генри уже шел к нему, казалось вполне возможным.
Но в нескольких шагах от Тарпа Генри остановился.
— У меня отличная память, — сказал он. — Достаточно мне раз что-то увидеть, и я это никогда не забываю. Например, у вас, сэр, — обратился он к фермеру в третьем ряду, — к левой подошве прилипло зернышко попкорна.
Фермер глянул на подошву: так и есть, черт возьми!
Вокруг все рты разинули от изумления.
— А вам, мисс, — продолжал Генри, — следовало бы срезать ценник с платья. Пять долларов — это, несомненно, недорого для такого чудесного платья, но всем нам не обязательно знать, сколько оно стоило.
Юная особа заметно смутилась и покраснела.
Потом Генри посмотрел на Тарпа.
— Так что я, разумеется, помню каждую из пятидесяти двух карт в колоде. Мне хватит полсекунды просмотреть те, что я держу в руке, и сказать, какой карты недостает.
Он сделал короткую паузу, чтобы его слова дошли до Тарпа.
— Но это было бы слишком легко. Поскольку тебе известно, какая это карта, и к тому же ты ни о чем другом не можешь думать, как только о ней, для разминки я проделаю впечатляющий, хотя и простенький трюк: прочитаю твои мысли.
Генри закрыл глаза и сделал глубокий вдох, готовясь. На его лице появилось лукавое выражение.
— Хм… никак не найду. Я имею в виду твои мозги. Где ты их прячешь? Ах, вот они. Такие крохотные, что сразу и не разглядишь!
Он сказал это мягко, шутливо, и толпа была в восторге: смеялась не переставая. Даже Джейк улыбнулся. Но не Тарп с Корлиссом.
Генри сделал в воздухе пасс руками:
— Ага! Вот теперь я вижу карту… Она все ближе, ближе; вижу, появляется, как из тумана, и предстает предо мной…