Мистер Себастиан и черный маг
Шрифт:
— Уговор?
— У меня… у нас… была не самая легкая жизнь. Я не жалуюсь, но это правда. К тому времени, как мне исполнилось десять лет, моя мама умерла от туберкулеза, а отец все потерял. У нас практически ничего не осталось. Отец устроился на работу в отель. Уборщиком. Можете представить, каково это — быть важным человеком, а потом все потерять и закончить… вот так? Он ненавидел себя. Начал пить, много, и когда не работал, то был пьян, а после и работал пьяным. Мы обедали почти всегда без него. К тому времени он все равно что уже умер.
— Печально.
— Да. Мы с Генри
— Уберечь? От чего?
— От мира. От мира и всего, что есть в нем плохого. И я долго позволяла ему это. Но потом кое-что произошло.
— Что?
— Две вещи. Я поняла, что он не может прожить за меня мою жизнь. Не знаю, точно ли так я думала, как сейчас выразилась, но смысл был такой. Потом между нами образовалась дистанция. Мне хотелось чего-то, чего он не мог мне дать. Мы создавали себе собственную жизнь. Был пес, бездомный. Просто появился однажды, и я отдала ему всю себя, все свое сердце. Он так или иначе помог мне выжить. Просто позволив заботиться о нем.
— А вторая вещь?
Она покачала головой:
— Генри казался обреченным. Уже в то время. Он был не из тех, с кем связываешь надежды и мечты. Но потом у него тоже кое-кто появился.
— Мистер Себастиан?
— Да. Мистер Себастиан. Это, конечно, не было его подлинным именем. Просто он звал себя так, чтобы казаться более похожим — вы понимаете — на мага. Для Генри. Он даже не был настоящим магом. Всего лишь человек, который знал несколько фокусов. Коммивояжер, продававший мыло всяких видов, даже высшего качества, которое раскладывают в роскошных отелях. Поэтому он и остановился во «Фримонте».
— Торговец мылом, — проговорил я.
— Генри был одержим им, желанием научиться всем его фокусам. Постоянно пропадал в его номере, так что даже отец, при том, что мы его почти не видели, начал это замечать. И однажды он пошел за Генри, желая узнать, где тот пропадает, а когда Генри ушел после ежедневного урока, постучался, вошел в номер и встретился с тем человеком. Они долго беседовали. В тот день и в остальные, чуть не целую неделю.
— А что Генри?
— Он ничего об этом не знал.
— Хорошо. Продолжайте, — сказал я.
— Мистер Себастиан, как вы зовете его, неплохо зарабатывал. Даже в худшие времена, понимаете ли, люди не могут обходиться без мыла.
— Ну да.
— Я хочу сказать, что за время этих бесед отец определил, что мистер Себастиан хороший человек, что у него есть деньги и что он всегда хотел иметь семью. Или хотя бы собственного ребенка.
— Так почему он не завел его?
Ханна рассмеялась, но это был принужденный смех, вроде того, каким смеешься, не зная, как еще реагировать.
— Глупый вопрос. Из-за болезни кожи. Он не мог выйти на солнце, иначе тут же получил бы ужасный ожог. Его лицо было таким белым, что… ну… страшно смотреть. И женщин он совершенно не привлекал.
— Понимаю.
— Отец больше не мог заботиться о нас двоих, обо мне и Генри. Особенно он не видел будущего для меня, при наших обстоятельствах.
Ханна помолчала, предоставив мне возможность увязать одно с другим.
— Они заключили соглашение, — сказал я.
— Да.
— Какое?
— Он отдал меня, мистер Малвени. Отдал мистеру Себастиану.
Я потряс головой, но не потому, что не поверил, но потому, что сказанное ею не укладывалось у меня в голове. Пришлось потрясти, чтобы уложилось.
— Отец отдал вас, — повторил я, словно повтор мог придать этому убедительности, больше смысла.
Она взглянула на спящего ребенка, потом на меня:
— Да. Меня не похитили. Меня удочерили. Он взял меня к себе, и я приняла его фамилию. — Она улыбнулась. — Это было не совсем законно. Никаких бумаг они не подписывали. Наверно, вы назвали бы это джентльменским соглашением.
— Не уверен, что назвал бы это так. Джентльмены обычно не отдают своих детей.
— Думайте о моем отце что хотите, — заявила она несколько высокомерно для женщины, которую однажды продали, как билет на бейсбол. — Но что случилось, то случилось.
— Должно быть, переживали.
— Да. Переживала, на первых порах. Скучала по… первому отцу. И по Генри — особенно мне недоставало Генри. Я представить не могла, что он так тяжело это воспримет. Но потом мы втроем…
— Втроем?
— Мистер Себастиан, я и пес — Джоан Кроуфорд, — потом мы зажили втроем, и это было так не похоже на мою прежнюю жизнь. Хорошо жили. Он относился ко мне как к собственной дочери. Не представляю, что стало бы со мной, если бы я не уехала с ним. У меня был дом, мистер Малвени. Я ходила в школу. В колледж. Сомневаюсь, что родной отец дал бы мне все это. Так что… да. Мне было хорошо. На удивление хорошо.
— Звучит прекрасно. — Я взял со столика вырезку. — А что скажете об этом? Газеты обычно не выдумывают.
— Отец выдумал это ради Генри.
— Ради Генри?
— Он не мог сказать Генри, что он сделал. Что отдал меня кому-то. Он не смог бы жить, зная, что Генри знает об этом. Поэтому он вызвал полицию и так далее, чтобы Генри решил…
— Что вас похитили, изнасиловали и убили. Он счел, что лучше уж Генри будет думать так? Ну и отец.
— Он не был смелым человеком, мистер Малвени. Мой отец поступил правильно в отношении меня… дал другого отца вместо себя. Я всем сердцем верю в это. Но с Генри обошелся жестоко. Вот почему я хочу, чтобы вы разыскали его. Чтобы я могла рассказать ему. Хочу, чтобы он знал: у меня все замечательно.
И это показалось мне совершенно несуразным, немыслимым. У нее действительно все было замечательно. Любому это было видно. Она была красивой женщиной, жившей в великолепном доме, с малышом, с няней при нем, с мужем, который целыми днями пропадал на работе. Она действительно выглядела счастливой, и после моей встречи и разговора с Генри я не понимал, где тут логика. Как такое могло быть возможным.
— Так вы это сделали?
— Что сделал? — спросил я.
— Нашли его? Нашли Генри? Вы сказали, что у вас есть новости, и я подумала, что вы это имеете в виду.