Мистерии Осириса: Великое таинство
Шрифт:
Ответ ливанца пригвоздил зарвавшегося бандита к месту. Он никак не ожидал, что ливанец тоже является духовным последователем учителя, раз такое значение придает вкусной еде. Правда, с другой стороны, он несколько успокоился: его не однажды мучила мысль о том, уж не хочет ли ливанец занять его место главаря здешней организации. Такой ответ унял все его тревоги.
— Когда придет время, мои люди и те, кто к ним примыкает, пойдут в атаку с именем Провозвестника на устах и с новым учением в сердце. Мы истребим всех неверных, свою жизнь спасут только те, кто обратятся в нашу веру. Установится власть единого бога. Религиозные суды займутся неверными мужчинами и развратными женщинами.
— Но захватить Мемфис не так-то просто, — умерил пыл бандита ливанец. — Мне кажется, что координация действий различных наших ячеек еще недостаточна. Это серьезная проблема. Пока еще есть время, нужно стараться ее решить.
— Ну так решай ее! Это как раз твое дело. Как бы там ни было, Провозвестник выберет для атаки самый подходящий момент. Египтяне так дорожат благополучием и удовольствиями своей жизни, что будут безоружны перед нашей очистительной волной. Нас будут молить о пощаде сотни коленопреклоненных солдат и стражников. Когда же мы выставим на своих копьях их отрезанные головы, их военачальники обратятся в бегство и оставят своего фараона в одиночестве. И мы живьем отведем Сесостриса к Провозвестнику!
Ливанец, отдав должное яркости той дикой картины, которую набросал перед ним Курчавый, вовсе не был склонен недооценивать противника. Кроме того, он не слишком-то доверял своим войскам. Если им удастся победить, то он, став начальником религиозной стражи, немедленно прикажет уничтожить Курчавого и ему подобных, обвинив их в разврате. Такие фанатики очень полезны во время переворота, но затем превращаются во вредных, не поддающихся контролю и неуправляемых оппозиционеров.
Принимая две таблетки утром, одну в полдень и три вечером, а также множество доз успокоительных микстур в течение дня, супруга Медеса подчинила свою жизнь строжайшему соблюдению предписаний доктора Гуа. Как только она первый раз приняла снадобье, приготовленное для нее фармацевтом Ренсенебом, ее тело снова стало легким, а движения свободными. Почти нормализовался сон, исчезли истерические приступы. Все длиннее и длиннее становились периоды душевного равновесия и спокойствия. Новая рабыня, ухаживавшая за волосами, и новый повар старались удовлетворить все капризы хозяйки. Особенно повар: ему очень удавались необыкновенно вкусные блюда. А уж десерты! Это было настоящее наслаждение!
Супруга Медеса, почувствовав неожиданный прилив сил, снова занялась своим домом. В ней проснулась заботливая хозяйка. Ранним утром она вызывала к себе целую армию различных работников и всем находила дело: одни должны были покрасить внешние стены дома, почистить бассейн, привести в порядок деревья и отремонтировать сточные канавы, по которым выводилась с территории участка использованная вода. Другим давалось поручение убирать и заново украшать комнаты, расписывая стены и раскладывая подушки и драпируя изысканные ткани.
Значительно улучшившееся самочувствие привело к тому, что жена Медеса и думать забыла о своих тяжких грехах, которые раньше терзали ее совесть. Теперь ей нечего было поведать доктору Гуа и незачем было нарушать обещание хранить молчание, данное мужу.
— Да ты, похоже, прекрасно себя чувствуешь! — с удивлением воскликнул Медес через неделю.
— Доктор Гуа — это мой добрый гений. Ты будешь гордиться своей женой, мой милый! Я так на это надеюсь. Наш дом нуждается в значительных улучшениях, и теперь я этим наконец займусь.
— Поздравляю тебя, дорогая. Употреби свою власть и не давай никому спуску. Слуги только и думают, как бы обворовать хозяев.
Мечтательно улыбаясь, Медес вышел из дома и направился к визирю.
Агент Собека, подставной писец, внедренный в его управление, должно быть, прочел анонимное письмо, которое Медес специально подсунул в пачку конфиденциальных папирусов. Этот писец-стражник оставался в помещениях последним и шнырял повсюду. Такая важная находка станет ему прекрасной наградой за долготерпение!
Теперь он, конечно же, ждет, как будет реагировать Медес.
Если он скроет факт письма или умолчит о нем, то это будет свидетельствовать о том, что секретарь Дома царя заодно с Сехотепом и участвует в заговоре…
Войдя в помещения управления визиря, Медес сразу почувствовал, что атмосфера там царит подавленная.
— Мы обеспокоены здоровьем Хнум-Хотепа, — сказал Медесу один из ближайших сотрудников визиря. — Мы даже думали, что потеряем его из-за серьезной болезни. К счастью, доктор Гуа сумел помочь ему.
— Теперь визирь немного отдохнет?
— К сожалению, он и думать об этом не хочет. Входите, он вас ждет.
Медес каждое утро приходил к первому министру получать приказания.
Сегодня, войдя в комнату, Медес поразился перемене во внешности Хнум-Хотепа. Он похудел, щеки впали, лицо стало землисто-серым, дыхание — прерывистым.
— Не мне вам советовать, — начал Медес, — но, может быть, вам следует несколько облегчить свои обязанности? Ваши занятия сейчас вам не по силам!
— Разве ты забыл, что работа называется «каф» и что именно она дает нам наше КА— ту самую энергию, которая необходима для нашей жизни? Умереть за работой — это самый прекрасный способ уйти из жизни.
— О, не говорите о таком несчастии!
— Давай смотреть правде в глаза. Сам доктор Гуа отказывает мне в возможности выздороветь. Ну что ж. Меня заменит другой подданный Сесостриса, который так же верно станет служить нашей стране.
Секретарь Дома царя изобразил на своем лице озабоченность.
— Знаете, на мое имя пришел странный документ. По всей видимости, это одна из ниточек лживых слухов, которые ткутся во дворце. Это анонимное письмо чернит имя одного из членов Дома царя. Я засомневался, следует ли его уничтожить. Оно меня рассердило, но я предпочел отнести его вам, чтобы вы с ним ознакомились сами.
Медес передал письмо визирю.
— Действительно, меня следовало предупредить, — согласился Хнум-Хотеп.
Сехотеп провел восхитительную ночь в объятиях молодой женщины, уже довольно опытной в любовных утехах. Она была не только хороша собой, но и искусна в любви, шутила и не утруждала себя какими-либо запретами. Она отрицательно относилась к браку и стремилась испытать все удовольствия молодости. А уж потом можно подумать и о том, чтобы взвалить на свою спину тяжкую ношу семейных забот.