Мистерия мести
Шрифт:
— В день гибели Тины мы с ней не встречались, — с нажимом произнесла Разбегаева.
— Знаю. — Я махнул рукой, показывая, что тот день меня интересует слабо.
— Тогда о чём вам ещё рассказать?
— О Рудольфе.
Ничего больше меня не интересовало. Я рассчитывал увидеть страх, а увидел усталость. Усталость от страха.
Джина не вздрогнула. Не задрожала. Её лицо не исказилось в ужасе. Она даже не вскрикнула. Она просто постарела — в один миг на десять лет. Волосы потускнели, лицо превратилось в маску, а потерявшие цвет глаза стали мертвее, чем у мёртвых.
А потом
Просить её остаться я не стал.
Intermedius negro
— Ты придумала что-то новенькое?
— Обещаю, ты не забудешь, — медленно произнесла женщина, проводя рукой по груди молодого рыжеволосого парня. — Такого ты ещё не испытывал.
— Ты часто так говоришь, — улыбнулся он.
— И хоть раз обманула?
— Нет.
— Вот видишь… — Она склонилась и несколько раз поцеловала грудь любовника. Пока — вскользь, словно впопыхах, не лаская, а лишь обозначая ласку. И так же небрежно скользнули по телу парня твёрдые соски её небольших упругих грудей. Рыжий сглотнул и закрыл глаза. — Сегодняшнюю ночь ты не забудешь…
— Я догадываюсь…
— Никогда…
Подвал отчаянно напоминал склеп. Тёмный сводчатый потолок, грубая каменная кладка стен, минимум освещения — только тусклые светильники — и холод… В подвале бьло сухо, но холодно, и это обстоятельство сильнее всего роднило его со склепом.
В центре выбранного любовниками помещения находился круглый стол чёрного мрамора, массивностью напоминающий алтарь, и именно на нём лежал обнажённый парень. И уже на парне сидела красивая женщина с распущенными чёрными волосами.
— Тебе холодно?
— Да.
— Сейчас будет горячо.
— Тебе и сейчас горячо.
Несмотря на то что женщина была облачена лишь в прозрачную чёрную тунику, легчайшую, словно сшитую из чёрной дымки, её тело пылало огнём.
— Так и должно быть, — улыбнулась женщина. — Ведь я ведьма.
— Ты готовишься к обряду?
— Каждый наш секс — своего рода обряд.
— Я помню.
— Сосредоточься на своих ощущениях, — мягко произнесла ведьма, завязывая любовнику глаза тонкой чёрной повязкой. — Только на них.
— А на тебе? — Широкие ладони парня легли на бёдра любовницы. — Мне нужны эти ощущения.
— Будут… — Она нежно перехватила правую руку парня, поцеловала ладонь, на мгновение прижалась к ней щекой, а затем быстро и ловко набросила на запястье кольцо кандалов. Цепочка уходила под стол.
— Ты опять меня связываешь, — рассмеялся он.
— Да…
Вторая рука, за ней — левая нога, потом — правая. Кандалы на ноги надевала не черноволосая — к ней присоединилась белокурая подруга, — парень догадался и не замедлил спросить:
— Мы не одни?
— Я решила сделать тебе сюрприз, — ласково произнесла ведьма.
— Позвала подругу?
— И не одну.
Третья женщина — обладательница кудрявых каштановых волос — расставляла по периметру комнаты высокие снежно-белые свечи.
— Ты уверена, что я справлюсь?
— К сожалению, нет, — очень честно и очень-очень грустно ответила брюнетка.
— Тина?
Он ещё играл, ещё посмеивался над любовницей, осмелившейся усомниться в его
Но, несмотря на огонь, в подвале, очень похожем на склеп, всё равно царит холод.
— Тина, что ты задумала? — Голос беспокойный. Рыжий парень чувствует присутствие магии, но поделать ничего не может — запас его собственной энергии выпит досуха, и он беззащитен. — Тина?
— Всё будет хорошо…
Ведьма принимает от подруги бронзовый нож и начинает вырезать на груди любовника знаки. Она делает это умело, очень аккуратно, кончик клинка проникает в кожу на пару миллиметров, не больше, поэтому кровь не течёт, а скапливается на царапинах, постепенно образуя кровавый узор.
Белокурая разжигает две курильницы, и у холода склепа появляется приторно-сладкий привкус.
— Что ты творишь? Ты…
Рыжий начинает рваться, но подруги Тины прижимают его к мрамору, не позволяя помешать нанесению знаков.
— Гадины! Мерзавки! Твари!!!
— Ты есть единство души и тела. Ты есть сочетание тлена и бессмертия. Ты есть плоть и разум.
— Тина! О чём ты? Что ты задумала, сволочь?!
— Ты переплетение непереплетаемого. Твоё тело — сосуд для настоящего, для того, что делает тебя тем, кто ты есть, для уникального…
Дым из курильниц — секунду назад едва заметный, намекающий о себе лишь приторной сладостью — вдруг обращается густым и колючим. Становится чёрным, заполоняет подвал туманом, во тьме которого над изрезанным парнем отчётливо виднеется нежное бело-розовое свечение.
— Единства больше нет!
На губах несчастного выступает пена, сквозь которую с трудом прорывается едва различимый хрип:
— Пощады… Но её не будет.
Свечение больше не обволакивает жертву, а убегает, растворяясь в чёрном приторно-сладком тумане. Тело судорожно выгибается, мышцы напряжены, вены вздулись, каждая клеточка — натянутая струна, готовая порваться в любой момент. Пена продолжает заливать камень, а хрипа давно нет.
Потому что нет того, что делало Рудольфа Рудольфом.
— Джина, скорее!
— Иду!
Белокурая устанавливает у головы жертвы резную каменную чашу, снимает крышку и быстро отступает, сторонясь нежно-розовой вспышки.
— Новый тлен призывает старый дух! Новый сосуд ждёт наполнения! Да создастся новое единство по закону невозможного сплетения!
Мерцающее облако из чаши окутывает тело несчастного, вызвав рык и болезненный стон. А потом — породив чудовищный рёв, заставивший вздрогнуть даже видавших виды ведьм. Тело жертвы впитывает нежно-розовое мерцание. Тело жертвы вспыхивает огнём всех белых свечей и блестит, опаляемое каплями волшебного огня. Тело жертвы погибает, рассыпавшись в пепел под жаром белого огня, и возрождается яростью магического торнадо, извергшего чёрный туман прочь, создав из небытия тело, которое окутывает едва заметное нежно-розовое мерцание.