Мистическая Москва. Ключ от библиотеки Ивана Грозного
Шрифт:
— Но почему я ни разу не видела этих самых призраков? Ведь фотографии из Кремля периодически появляются в прессе.
— Так призраки специально и не позируют. Чаще всего они появляются ночью. А в это время журналистам доступ в Кремль закрыт. Кроме того, даже если кому-то посчастливится заснять местный призрак, я не думаю, что фотограф поспешит выложить снимки в Сеть или напечатать в журнале. Зачем ему лишние неприятности?
— Саша, а ты тоже веришь в призраков?
— Я много читал об этом, — кивнул тот, весьма заинтересованный рассказом Сомова. — А вот верю или нет… Скорее, да. Хотя мне хотелось
— Я бы тоже не верил, — откликнулся Сомов с ироничной улыбкой. — Но все дело в том, что я лично слышал голоса призраков. А себе я пока еще доверяю.
— Вы слышали? — изумилась Люда. — Когда?
— Это было давно. Лет тридцать назад. Мы с товарищами тогда еще жили довольно дружно и не оставляли надежд отыскать библиотеку. Однажды нам удалось найти проход почти до самого Кремля. Шли мы долго, осторожно и, наконец, оказались в небольшом помещении, на стенах которого были начертаны какие-то знаки. Сейчас я не могу сказать вам, что там было, но знаки определенно были оставлены людьми, имеющими официальный доступ в эти помещения. Мы радовались, как дети. Нам тогда казалось, что еще немного — и наши старания увенчаются успехом.
Мы остановились, чтобы немного перевести дух, и вдруг… услышали шум голосов. Сначала мы не могли разобрать, о чем они говорят. Ясно было только, что это не один человек и не два, а гораздо больше. Мы испугались — жутко! Шутка ли, пробраться в секретные помещения и натолкнуться на охранников — кроме них, здесь просто больше никого не могло быть! А потом мы услышали заупокойные молитвы, представляете? Лично я страшно перепугался. Одно дело — правительственная охрана, и совсем другое — то, что мы услышали. В советские времена вряд ли кто-то додумался бы молиться в кремлевских подземельях.
Мы застыли на месте и стали прислушиваться. Некоторое время множество голосов смеялись и о чем-то спорили, а потом послышался плач. Все вокруг озарила яркая вспышка, и неожиданно наступила тишина. Мы по-прежнему стояли, не шевелясь. И лишь минут через двадцать решились сдвинуться с места. Мы ожидали чего угодно — роту солдат за углом, театральную труппу — если вы слышали, то от Кремля в Большой театр ведет подземный ход, но не увидеть ничего — это было слишком!
Мы осторожно завернули за угол, но увидели лишь тупик. Здесь ход заканчивался. Все! Больше ничего не было. Ничего, кроме стен. Сколько мы простояли в этом помещении, ощупывая стены и пытаясь отыскать потайную дверь, я не помню. Знаю только, что Люба жутко обо мне беспокоилась — мы пробыли в подземелье почти двое суток. С тех пор я старался обходить эти коридоры стороной. Хотя желание отыскать библиотеку по-прежнему оставалось очень сильным.
— Вам следовало написать об этом в научный журнал! — воскликнул Саша.
— Вы в своем уме? — подобрался Сомов. — Да меня могли бы посадить на пару десятков лет!
— За что?
— Нашли бы за что. Это сейчас, если вас застукают в подземельях, то просто пожурят. А раньше могли и шпионаж приписать.
— Так уж и шпионаж! — усомнилась Людмила.
— А что? Я не вижу в этом ничего удивительного. Однажды, когда я заканчивал аспирантуру и рылся в архиве одного заведения — не буду произносить его названия, мне на глаза попался документ с грифом «совершенно секретно». Знаете, что там было?
— Откуда?!
— Это
— А зачем было строить подобное сооружение? — подал голос Стас.
— Тогда я и сам не понял, зачем. И лишь спустя некоторое время до меня дошло, что построили его в ожидании начала ядерной войны. И это было не простое бомбоубежище, а нечто совершенно невиданное в истории архитектуры. Кстати, главным сооружением подземной Красной площади являлся Мавзолей. Он был построен по образу и подобию магических пирамид ацтеков, которые индейские жрецы использовали как средство связи с иными мирами.
— А вот об этом даже я не знал, — протянул Саша и с восхищением уставился на Сомова.
— Это немудрено, — пожал тот плечами. — Нужно заниматься историей, изучать архитектуру, чтобы иметь должные знания.
Саша кивнул в знак согласия, но говорить о том, что история — его вторая жизнь, а может, даже и первая, не стал. Зачем?
— А у вас тоже есть музей? — полюбопытствовала Люда, оглядываясь по сторонам.
— Какой музей вы имеете в виду?
— Как у Буркина.
— А… Да, я собирал разную ерунду, лазая по подземельям. Но ничего ценного там не было. В общем, как только я завязал с поисками клада, сразу все отнес на помойку. За исключением ножа, конечно. Нож я храню, как зеницу ока. Историческая реликвия, как-никак.
— Какого ножа?
— Серебряного, с резной ручкой. Мне презентовал его Буркин. Кстати, Миша говорил, что это подарок самого Стеллецкого?
— Говорил.
— Я до сих пор удивляюсь, как у Михаила хватило духа расстаться с подобным сокровищем. Он ведь всем нам подарил по ножу. Вы в курсе?
— А вы бы так не поступили? — Люда склонила голову к плечу.
— Честно скажу — нет. Если сейчас этот набор продать, то можно неплохо заработать. Правда, ни у кого из нас никогда и мысли не возникало расстаться с ножами. Историческая ценность важнее денежного эквивалента. А Михаил вообще ничего, кроме найденного в подземельях, не признает. Даже камень, добытый из старинной кладки, обрадует его больше, чем премия в пятьдесят тысяч рублей.
— Ему давали премию?
— Было один раз. И знаете, на что он ее потратил?
— На что?
— На покупку старинных карт из секретных архивов. Правда, никакой новой информации он так и не добыл.
— Что ж, Буркин — человек целеустремленный, — развел руками Саша. — Это неплохо.
— Неплохо, — согласился Сомов. — Это куда лучше, чем одержимость Вани Краева. Вот у него в карманах ни копейки не задержится. Получит пенсию, заплатит по счетам и вниз, искать библиотеку.
— Значит, так, — решительно сказала Люда. — Чем больше я вас слушаю, тем яснее понимаю, что мы должны найти Краева. Он и есть убийца четырех человек. А возможно, и вашего товарища — Геннадия Рогова.