Мистическая теология. Беседы о трактате святого Дионисия
Шрифт:
Их обоих разозлило, что нищий пытается сравниться с королем и первосвященником. Он тоже похвалялся своим ничтожеством. Король и священник сочли это оскорбительным.
Конечно, им было позволительно называть себя ничтожествами, потому что всем известно, что это не так. Даже богу известно, что это не так! Они просто скромничали. Но этот жалкий нищий – где ему до смирения? Он и так ничтожество, и он еще говорит: «Я – ничтожество». Какой в этом смысл?
Помните, ваши так называемые святые пытались смириться перед богом, но лишь для того, чтобы возвыситься в глазах людей. Но в моем представлении религиозный человек не претендует даже на обыкновенность – он вообще ни на что не претендует. Он просто
Мастера дзэн Ринзая спросили:
– Что вы делали до просветления?
Он ответил:
– Колол дрова и носил воду из колодца.
Тогда его снова спросили:
– А что вы делаете теперь, когда достигли просветления?
Он сказал:
– То же самое. Рублю дрова и ношу воду из колодца.
Его собеседник пришел в замешательство. Он сказал:
– Я не понимаю. В чем разница? Какой смысл тогда в просветлении? Вы кололи дрова и носили воду до этого и теперь продолжаете делать то же самое. В чем же тогда разница?
Тогда Ринзай рассмеялся. Он ответил:
– Разница есть. Раньше я колол дрова и носил воду, потому что я должен был это делать, это было моей обязанностью. Теперь для меня это радость. Изменилось качество, а работа осталась прежней!
Вы едите, и религиозный человек ест. Но качество этих процессов разное. В Упанишадах сказано: аннам брахман, «Еда – это бог». Религиозный человек ест так, будто он ест бога, поскольку все есть бог. Он пьет так, будто он пьет бога, поскольку все есть бог. С вашей точки зрения, он просто попивает чай – а он пьет бога!
Отсюда возникли дзэнские чайные храмы и чайная церемония. Мастер дзэн собирает учеников, заваривает чай, и они сидят молча, слушая, как кипит вода, и запах чая наполняет маленькую комнату. Комната в саду, возле пруда. Поют птицы, воздух благоухает, и все сидят в молчании. Мастер наливает чай, и они принимают его с большой благодарностью, с глубокой любовью. Это дар мастера – уже не обычный чай, вообще не чай, – словно мастер влил самого себя в чашки чая. Затем они пьют этот чай – молча, медитативно, молитвенно.
Когда христианские миссионеры узнали об этой церемонии, они и представить себе не могли, что чаепитие можно называть медитативным. Если в христианской церкви вы приметесь пить чай и кофе и курить сигареты, вас выставят вон: «Что вы делаете?» Даже в индуистском храме вам не разрешат пить чай. Вам скажут: «Это же храм, священное место! А вы занимаетесь здесь такими мирскими вещами! Отправляйтесь-ка лучше в какой-нибудь отель; здесь вам не отель!»
Но я согласен с людьми дзэн: ваше внутреннее преображение должно преобразить и все мелочи жизни. Вот что я называю религиозным качеством. Все вокруг становится священным. Ванна, любовь, еда, сон – все становится священным, потому что, куда бы вы ни взглянули, повсюду бог, и что бы вы ни делали, вы делаете это вместе с ним.
Самое существенное качество религиозного человека в том, чтобы переживать жизнь как божественное. Бог для такого человека не личность, а вся энергия существования. Бог есть божественность; не личность, но качество. Такой человек дышит божественным и живет, окруженный божественным.
И ты спрашиваешь: «Каким будет главное качество религиозного человека после того, как наступит осознанность?»
Очень трудно сказать, потому что с разными людьми просветление случается по-разному. После достижения осознанности… осознанность, конечно, это путь, преображающий вас, делающий вас религиозными. Но никто не знает, что будет дальше. Мира начала петь и танцевать. Будда никогда не пел и не танцевал, как Мира. Мира никогда не сидела в молчании под деревом, как Будда. Слова Иисуса – как огонь. Слова Будды похожи на цветы лотоса, падающие из запредельного, в них нет огня. Иисус – это огонь. Он мог выгнать менял из храма – яростно, с кнутом в
Говорят, что Заратустра, родившись, смеялся. Это первое, что он сделал в своей жизни. Сегодня от новорожденных ждут не смеха, от них ждут плача! Заратустра смеялся, и этот смех подспудно оставался с ним всю его жизнь. Он был самым жизнеутверждающим из всех будд. Он так глубоко любил жизнь, что, кроме нее, для него не существовало никакого другого бога.
Махавира отрекся от жизни, отрекся от мира. Но он не был беглецом, он не был трусом – вовсе нет. Он жил в джунглях, среди свирепых диких животных, голый, подвергаясь всевозможным опасностям и не имея никакого имущества. И он трудился изо всех сил, пожалуй, ни один человек за всю историю мира не прикладывал столько усилий для достижения высшего состояния не-ума. Будда обрел его благодаря расслаблению, а Махавира – благодаря усилию.
Так что все люди разные, и ничего нельзя предугадать. Если в вас скрыто поэтическое дарование, то в тот миг, когда вас настигнет осознанность, вы внезапно отправитесь в новое странствие: вы станете поэтом, вы вспыхнете поэзией. А может быть, вы Винсент ван Гог или Пикассо, хотя вы этого и не знаете. Просветлев, вы можете начать рисовать. Ничего нельзя знать заранее, потому что каждый человек непредсказуем, каждый человек – тайна.
Поэтому я не могу вам сказать, каким будет главное качество религиозного человека после прихода осознанности. В основе всего, несомненно, будет осознанность – без нее никто не может стать религиозным, но о том, что будет потом, нельзя ничего с уверенностью сказать. Люди вели себя по-разному, но я считаю религиозными всех: и рисующих мастеров дзэн, и играющего на своей флейте Кришну, и в безмолвии сидящего под деревом Будду, и Миру, от деревни к деревне истанцевавшую всю страну, и Иисуса со всем его бунтарством, и Заратустру с его смехом. Невозможно сказать, что случится, – и это хорошо. Иначе вы могли бы начать подражать; вот в чем опасность.
Если я скажу, что после наступления осознанности вы станете танцевать, вполне возможно, что вы хотя бы попытаетесь это сделать. Как бы это нелепо ни выглядело, как бы это ни смутило окружающих, но вы все же попробуете: вы должны доказать, что достигли осознанности, стали буддой. И теперь, пока вы не затанцуете…
Я не думаю, что танцующий Махавира выглядел бы хорошо! Когда танцует Мира, она прекрасна. Как было бы жаль, в самом деле, если бы она просто сидела под деревом и не танцевала; тогда бы мы не услышали ее прекрасных песен. В целом мире еще никто не пел таких красивых песен. Они исходят из самого сокровенного центра ее существа. Это не обычная поэзия; ее песни божественны. Она их не сочиняет, песни естественно сквозь нее струятся. Она никогда не училась танцевать; танец взорвался внутри нее! Это был взрыв.
Вот почему хорошо, что ничего нельзя сказать заранее. Хотя все религии что-то говорили, тем самым создавая людям трудности. Христиане описывают одно, джайны – другое, буддисты – третье. И буддисты, джайны, христиане, индуисты и мусульмане пытаются описанному подражать. Люди подражают всему. Даже если бы Чарльз Дарвин не открыл, что человек произошел от обезьяны, рано или поздно мы все равно пришли бы к такому выводу – из-за человеческой склонности к подражанию. Человек просто подражает.
Мой подход в том, чтобы предоставить вам свободу. Конечно, должна присутствовать осознанность – без нее ничего не случится, – но вы должны оставаться абсолютно свободными. С осознанностью вы должны ждать и смотреть, что будет дальше. И удивлены будут не только окружающие; после наступления осознанности вас и самих ждет совершенно неожиданный сюрприз, потому что ваш сокровенный талант впервые покажется на свет, вы узнаете, кто вы на самом деле. Роза станет розой, маргаритки станут маргаритками, лотос станет лотосом. Ничего нельзя знать заранее, ибо суть человеческой природы – свобода.