Мистицизм
Шрифт:
Мария в известной евангельской истории избрала лучшую, а не бесполезную участь, ибо ее взгляд направлен на те первопринципы, без которых вся деятельность Марфы не имела бы вообще никакого смысла. Напрасно сардонический здравый смысл, сталкиваясь с созерцательным типом личности, повторяет насмешку Муция: "Вдобавок они счастливы еще и тем, что бедная Марфа тем временем хлопочет на кухне". Парадокс мистиков заключается в том, что пассивность, которую, как кажется, они проявляют, есть в действительности состояние самой напряженной деятельности — более того, там, где пассивность полностью отсутствует, невозможно никакое значительное творческое действие. Поверхностное сознание принуждает себя к покою для того, чтобы освободить другую, гораздо более глубоко запрятанную силу, которая в момент экстаза созерцающего гения возносится до высочайшей степени эффективности.
"Этот покой, — говорит Уолтер Хилтон, — бесконечно далек от плотского безделья и слепой безопасности. Он полон невидимой работы и только называется покоем, потому что милосердие освобождает душу от тяжкого ига плотской любви и делает ее свободной, даря ей святую духовную любовь для того, чтобы душа могла трудиться радостно, кротко и блаженно… Поэтому лучше назвать его святым бездельем, покоем, полным заботы, — ибо это есть состояние тишины, когда не слышно страшных воплей
86
Walter Hilton, "The Scale of Perfection", bk. II. cap. XI.
Если те, кто развил в себе эту скрытую силу, истинны в своих утверждениях, то Я заблуждается, предполагая, что оно полностью отделено от истинной внешней вселенной. По-видимому, у Я все же есть нечто вроде щупалец, способных — если оно научится разворачивать их — протянуть чувствительные кончики далеко за пределы той ограниченной оболочки, в которой находится наше сознание, и принести знание о реальности более высокой, чем та, что может быть выведена из сообщений наших чувств. Развившаяся до совершенства и полноты сознания человеческая душа, раскрывшись подобно анемону, может открыть и познать океан, в котором она плавает. Этот акт — это состояние сознания, когда отбрасываются все барьеры, Абсолют втекает в нас и мы, бросаясь в его объятия, "находим и чувствуем Бесконечность, которая превыше всех причин и всех знаний", [87] — и есть истинное "мистическое состояние". Ценность созерцания заключается в том, что оно стремится создать подобное состояние, высвободить это трансцендентальное ощущение и тем самым превратить "низшее рабство", в котором естественный человек пребывает под влиянием своего окружения, в "высшее рабство" полностью осознаваемой зависимости от Реальности, "в Которой мы живем, движемся и существуем".
87
Ruysbroeck, "De Septem Gradibus Amoris", cap. XIV.
В чем же тогда, вопрошаем мы, состоит природа этого особого ощущения — трансцендентального сознания — и каким образом созерцание высвобождает его?
Любые попытки ответить на этот вопрос выводят на сцену еще один аспект психической жизни человека — аспект, имеющий первостепенное значение для тех, кто изучает мистицизм. Мы уже обозрели основные способы, которыми реагирует на опыт наше поверхностное сознание — сознание, которое на протяжении веков училось иметь дело с миром ощущений. Мы знаем, однако, что личность человека гораздо глубже и гораздо более загадочна, чем сумма его сознательных чувств, мыслей и воли; что поверхностное Я — Эго, которое мы все осознаем, — не идет ни в какое сравнение с теми глубинами сущности, которые оно скрывает внутри себя. "В тебе есть некий корень, скрытая глубина, — говорит Лоу, — из которой все способности произрастают, как линии из центра, как ветви из ствола дерева. Эта глубина называется центром, основанием или дном души. Она — единство, Вечность и — я даже сказал бы — бесконечность твоей души, ибо она настолько бесконечна, что ничто не может удовлетворить ее или дать ей покой, но лишь бесконечность Бога". [88]
88
"The Spirit of Prayer" ("Liberal and Mystical Writings of William Law", p. 14). Примерно так же сказал Франциск Сальский: "Этот корень есть глубина духа, Mens, которую другие называют Царством Божьим". Подобная доктрина, выраженная теми или иными символами, встречается у всех христианских мистиков.
Поскольку обыкновенный человек абсолютно не способен установить связь с духовной реальностью посредством своих чувств, мыслей или воли, то становится очевидным, что именно в этой глубине нашего существа, в этих неизмеримых уровнях личности должны мы искать, если хотим найти, орган, способность, посредством которой человек может достичь цели мистиков. Изменение сознания, происходящее во время созерцания, означает лишь то, что с "основания или дна души" всплывает некая способность, которая "скрывается в глубине" повседневной жизни.
Современная психология в своей доктрине бессознательной или подсознательной личности признает существование психической жизни, лежащей за пределами поля сознания. Более того, она настолько углубилась в эту призрачную область — где даже само название «область» есть не более чем удобное обозначение, что иногда кажется, будто она имеет лучшее представление о бессознательной, чем о сознательной жизни человека. Здесь психология шаг за шагом обнаруживает источники самых животных инстинктов, наименее объяснимых способностей и духовной интуиции — "обезьяну и тигра", а также «душу». Гениальность и пророческий дар, бессонница и одержимость, ясновидение, гипноз, истерия — все объясняется "бессознательным разумом". В своем разрушительном стремлении психологи не встречают очевидных трудностей в сведении основных явлений религиозного и мистического опыта к деятельности «бессознательного», направленной на косвенное удовлетворение подавленных желаний. Если их все же прижимают к стенке, они объясняют упомянутые явления сентенциями типа "Бог говорит с человеком в подсознании", [89] под чем они подразумевают лишь то, что наше восприятие вечного имеет скорее характер интуиции, чем мысли. В конце концов, «бессознательное» — всего лишь удобное название для суммы тех способностей, частей или качеств цельного Я, которые не являются сознательными в данный момент или которые не сознает Эго. В бессознательную область среднего здорового человека включаются все те виды автоматической деятельности, благодаря которым поддерживается жизнь тела, а также все те «нецивилизованные» инстинкты и пороки, унаследованные от родовой дикости, которые образование выбросило из потока сознания и которые теперь только посылают на поверхность тщательно зашифрованные сигналы. Там же располагаются все страстные желания, которым не оставляет места суетная жизнь мира, и там же расположен тот глубокий бассейн, сердце личности, сообщения из которого могут достигать сознания в моменты наибольшей ясности. Получается, что у нормального человека самое лучшее и самое худшее, самая дикая и самая духовная части характера загнаны "за барьер". Об этом частенько забывают упомянуть сторонники теории «бессознательного».
89
Cutten, "Psychological Phenomena of Christianity", p. 18. James, "Varieties of Religious Experience", p. 155. Достаточно трезвый и уравновешенный подход к проблеме можно найти в работе Pratt, "The Religious Consciousness".
Следовательно, если мы считаем удобным и действительно необходимым пользоваться символами и схемами психологии в попытке проследить мистический путь, мы не должны забывать о тех разнообразных и смутных значениях, которые несут эти символы, а также о гипотетическом характере многих сущностей, которые они представляют. Мы также не можем допустить использования термина «бессознательное» в качестве эквивалента трансцендентального восприятия [sense].
Здесь мистики, несомненно, проявили больше научного духа и более утонченную способность к анализу, чем психологи. Они также знали о том, что духовное восприятие в нормальном человеке лежит за порогом сознания. Хотя в их распоряжении не было пространственных метафор современной школы и они не умели описать стремление человека к Богу в тех живописных терминах уровней и скачков, границ и полей, проекции, подавления и сублимации, которые кажутся сегодня исследователям духовной жизни столь естественными, они все же не оставляют в нас никакого сомнения относительно их взгляда на вещи. Духовная история человека означала для них, как и для нас сейчас, в первую очередь, возникновение трансцендентного ощущения, захват им поля сознания и открытие тех путей, через которые втекает более обширная духовная жизнь и становится возможным восприятие более высокой реальности. Рассматриваемый как изолированный акт, этот процесс назывался «созерцанием». В том же случае, когда он составлял часть общего процесса жизни и приносил постоянный результат, мистики называли его "Новым Рождением", "дающим жизнь".
Мистики всегда четко различали личность, связанную с Новым Рождением, — "человека духа", способного к духовному зрению и жизни и отделенного от "земного человека", который приспособлен только к естественной жизни, — и цельную личность, сознательную или бессознательную. У них не вызывало сомнений то, что частица человека, принадлежащая не Времени, но Вечности, представляет собой нечто совершенно отличное от всей остальной человеческой природы, целиком направленной на то, чтобы удовлетворить требованиям чисто естественного мира. [90] С точки зрения специалистов прошлого задача мистиков заключалась в том, чтобы переделать, преобразовать всю свою личность, подчинив ее требованиям духовного Я, высвободить его из укрытия и объединиться вокруг него как вокруг центра, тем самым становясь "божественным человечеством".
90
Примечание к двенадцатому изданию. За прошедшие восемнадцать лет в области психологии мистицизма была проделана большая работа. Способность к созерцанию — после того как она жестоко пострадала от рук "новых психологов" — вновь начинает восприниматься серьезно, и уже даже намечается склонность к принятию или восстановлению того объяснения, которое дают ей мистики. Так, Бремон ("Priere et Poesie" и "Introduction a la Philosophie de la Priere") настаивает на основательном различии между поверхностным разумом, способным только к рациональному мышлению, и более глубоким разумом, органом мистического познания, присутствующего в той или иной степени в религиозном, поэтическом и эстетическом понимании.
В процессе развития доктрины мистицизма божественное ядро — точка контакта между жизнью человека и божественной жизнью, в которую он погружен и в которой укоренен, — имело много названий. Все они, очевидно, обозначают одно и то же, хотя и подчеркивают разные стороны жизни. Иногда его называют синтерезисом, [91] хранителем человеческого бытия, иногда — Искрой души, Funklein в учении немецких мистиков, иногда — вершиной, точкой, в которой душа касается небес. С другой стороны, перескакивая на противоположный конец шкалы символов и подчеркивая участие этого ядра в чистом Бытии, а не его отличие от природы, его называли Основанием души, первоосновой, в которой пребывает Бог и откуда проистекает вся духовная жизнь. Понятно, что все эти догадки и предположения имели одну и ту же цель и что все они должны пониматься в символическом смысле; как заметил Малаваль в ответ на настойчивые расспросы своих учеников, "поскольку душа человека относится к явлениям духовным и не может быть разделена на части, она не может иметь высоты или глубины, вершины или поверхности. Но поскольку мы судим о духовных явлениях, опираясь на явления материальные — ибо последние мы знаем лучше и больше привыкли к ним, — то называем самую высшую из всех концепций вершиной понимания, а более легкий путь постижения — поверхностью понимания". [92]
91
Интересное обсуждение термина «синтерезис» можно найти в работе д-ра Инге, "Christian Mysticism", Appendix С, pp. 359, 360.
92
"La Pratique de la Vraye Theologie Mistique", vol. 1, p. 204.
В любом случае, какое бы мы ни давали этому имя, речь идет об органе духовного сознания человека — месте, где он встречается с Абсолютом, о зародыше его реальной жизни. Здесь находится то глубокое "Трансцендентальное Чувство", "начало и конец метафизики", которое, как говорит профессор Стюарт, "есть и торжественное ощущение Вневременного Бытия — осеняющего нас "нечто, что было, есть и всегда будет", — и убеждение в том, что Жизнь прекрасна". "Я полагаю, — говорит далее этот автор, — что именно посредством Трансцендентального восприятия, проявляющегося в нормальной ситуации как вера в ценность жизни, а в состоянии экстаза как ощущение Вневременного Бытия, — а не посредством Мышления, идущего по пути спекулятивных построений, — сознание наиболее близко подходит к объекту метафизики — Высшей Реальности". [93]
93
J. A. Stewart, "The Myths of Plato", pp. 41, 43. Позволю себе добавить, что Трансцендентальное восприятие — логическое завершение как молитвы, так и поэзии — обладает, подобно мистическому сознанию, двояким восприятием Реальности — статического бытия и динамической жизни. См. также предыдущую главу.