Мистицизм

Андерхилл Эвелин

Все вышеперечисленные случаи, конечно, представляют крайние формы той странной «автоматической» способности сочинять — следы которой заметны у большинства поэтов и писателей, — когда слова и символы возникают и выстраиваются сами по себе, пренебрегая волей автора. Нечто похожее, вероятно, происходит с «медиумами» и другими экстрасенсами, в беспорядочных и несвязных записях которых находит выражение подсознательный разум. Однако подсознательный разум великих мистиков отнюдь не беспорядочен. Он анормально чувствителен, богато одарен, крайне наблюдателен — скорее казначейство, чем склад древесины, — и в процессе развития становится дисциплинированным и умелым инструментом познания. Поэтому его проявления в нормальном сознании в виде озарений, «голосов», видений, /медиумического/ автоматического письма и в любых иных «переводах» сверхчувственного в термины чувственного восприятия не могут быть дискредитированы тем, что точно таким же образом иногда проявляется бесполезная подсознательная область более слабых

натур. Идиоты нередко весьма разговорчивы, однако многие ораторы здоровы вполне.

Итак, подведем итоги: какие же основные характеристики мы обнаружили в нашем наброске ментальной жизни человека?

Мы разделили эту жизнь (достаточно произвольным образом) некоей перемещающейся линией, которую психологи называют "барьером сознания", на поверхностную жизнь и подсознательные глубины.

В поверхностной жизни — хотя мы и осознаем ее существенную целостность — мы выделили три основные и постоянно присутствующие стороны: триединство чувств, мышления и воли. Первенство мы были вынуждены отдать чувствам, как силе, приводящей в работу механизмы воли и мышления.

Мы видели, что поверхностная жизнь выражается в двух взаимодополняющих формах — в виде способности к волевому движению (действие, направленное наружу) и в виде способности к познанию (внутреннее знание). Первое — динамическое по типу — обусловлено, в основном, волей, стимулированной эмоциями; второе — пассивное — есть занятие интеллекта. Они соответствуют двум главным аспектам, которые человек различает во вселенской жизни, — Бытию и Становлению.

Ни способность к волевому движению, ни способность к познанию, другими словами, ни действие, ни мысль поверхностного сознания, связанного с естественным существованием и находящегося под влиянием пространственных понятий, не могут установить связь с Абсолютом, миром трансцендентного. Подобные действия и мысли имеют дело только с материалом, полученным, прямо или косвенно, из мира ощущений. Тем не менее свидетельства мистиков и других личностей, обладающих "инстинктом к Абсолютному", указывают на существование у человека еще одной способности — по существу, более глубокого Я, которое обстоятельства обыкновенной жизни обычно удерживают "за барьером" сознания и которое, таким образом, является одним из факторов "подсознательной жизни". Это скрытое Я — основное действующее лицо мистицизма, живущее «значимой» жизнью, соприкасаясь с реальным или трансцендентным миром. [124]

124

Настойчивое указание на двоякий характер человеческой личности всегда неявно присутствует в мистицизме. "В этом, — говорит Бремон, — заключается фундаментальная догма мистической психологии — различие между двумя Я: Animus, рациональным знанием, и Anima, мистическим или поэтическим знанием… Я, которое создает понятия и слова и очаровывает себя ими, и Меня, которое объединено с реальностью" (Bremond, "Priere et Poesie", cap. XII).

Определенные процессы, такие, как созерцание, могут настолько изменить состояние сознания, что позволяют высвободить глубинное Я, которое, проникая в большей или меньшей степени в сознательную жизнь, делает человека в большей или меньшей степени мистиком.

Таким образом, мистическая жизнь подразумевает высвобождение трансцендентального Я из глубин человеческой личности, захват поля сознания этим Я и «преобразование» или перестройку чувств, мыслей и воли — характера человека — вокруг нового центра жизни.

Мы попытались описать снаружи объект поиска мистиков, который видится изнутри, как понимание или непосредственное общение с трансцендентной Реальностью. Здесь, так же как и в самой высокой земной любви, познание и общение есть одно и то же, и если мы хотим осознать, то должны "объединиться с блаженством". Та сторона нашего существа, посредством которой мы можем достичь единения, — "сущность души", как называл ее Рейсбрук, — обычно лежит за барьером нашего сознания, однако при благоприятных условиях она может быть освобождена у определенных натур, анормально одаренных и полных жизненных сил, при помощи определенных действий, таких, как созерцание. Если же эта сущность проявляется, она призывает себе на помощь все аспекты Осознающего Я. Поверхностное сознание должно сотрудничать с глубинным, и, в конце концов слившись вместе, они порождают то единение сознания на более высоком уровне, которое только и может положить конец беспокойству человека. Сердце, жаждущее Всего, разум, мыслящий о Нем, воля,

концентрирующая на Нем все Я, — все должно быть вовлечено в игру. Я должно быть отвергнуто, однако оно не должно быть уничтожено, как предлагают некоторые квиетисты. Оно умирает лишь для того, чтобы иметь возможность ожить вновь. Высший успех — постоянная уверенность мистика в том, что "мы скорее находимся на небесах, чем на земле", — "проистекает, — как говорит Юлиана Норвичская в отрывке, предвосхищающем классификацию современных психологов, — из естественной Любви нашей души, из ясного света нашего разума и непоколебимости нашей воли". [125]

125

Julian of Norwich, "Revelation of Divine Love", cap. IV.

Однако в каком же порядке должны располагаться эти три составляющие в работе, которая есть единое? Как мы уже видели, каждая из них должна выполнять свою роль, ибо мы имеем дело с откликом человека во всей его целостности на неудержимое притяжение Бога. Но что же будет преобладать? Окончательная природа опыта Я относительно реальности будет зависеть от ответа, которое оно само даст на этот вопрос. Каковы здесь относительные ценности Разума и Сердца? Кто из них принесет Я ближе к Мысли Бога, к реальной жизни, в которую оно погружено? Кто из них, получив главенствующую роль, с большей вероятностью приведет Я в гармонию с Абсолютом? Любовь к Богу, которая всегда присутствует в сердцах, а иногда и на устах святых, — это страстное желание, жажда такой гармонии; "Болезнь разума" — его интеллектуальный эквивалент. Хотя нам кажется, что мы можем избавиться от Бога, нам никогда не удастся избавиться от той или иной формы этой жажды, кроме как ценой полного закоснения.

Таким образом, мы вернулись к тому утверждению, с которого началась эта глава, — о двух главенствующих желаниях, разделяющих тюрьму Я. Теперь мы видим, что они представляют стремление интеллекта и эмоций к единственному концу всех поисков. Тренированная воля — "способность к волевому движению" — со всеми спящими способностями, которые она может пробудить и использовать, может прийти на помощь какой-то из остальных двух сил. Какой? Этот вопрос крайне важен, поскольку судьба Я зависит от партнера, которого выберет воля.

Глава IV

ХАРАКТЕРНЫЕ ЧЕРТЫ МИСТИЦИЗМА

Мистицизм и магия; различие между ними. — Путь любви и путь познания. — Характерные черты мистицизма; трудности их определения. — Мистик достигает контакта с Абсолютом. — Мистик — это духовный гений. — Скрытое мистическое чувство — достояние каждого. — Оно есть источник искусства. — Мистики и художники; их общие черты и различия — Трудности мистического выражения. — Мистицизм и музыка. — Символическое выражение. — Видение. — Метод общения. — Внушающая роль символов. — Четыре характерные черты истинного мистицизма: (1) практицизм; (2) трансцендентность; (3) мистик — это влюбленный; (4) его цель — единение с Абсолютом. — Определение мистицизма. — Иллюстрация первой черты: св. Иоанн Креста; "Германская теология". — Иллюстрация второй черты: Таулер; Плотин. — Иллюстрация третьей черты: Ричард Ролл; Фома Кемпийский; Гертруда Мор. — Иллюстрация четвертой черты: Мехтильда Магдебургская. — Мистический путь. — Единство мистического опыта. — Пятая характеристика: незаинтересованность — Самоотречение. — Чистая любовь. — Резюме.

Духовная история человечества демонстрирует две различные фундаментальные позиции по отношению к невидимому и, соответственно, два способа, которыми человек пытается прикоснуться к нему. Мы будем называть здесь эти способы «магическим» и «мистическим». Однако сказав так, мы должны тут же добавить, что, хотя в крайних своих проявлениях эти два способа резко контрастируют, граница между ними определена не столь четко; исходя из одних и тех же положений, они часто вводят исследователя в заблуждение, так как используют один и тот же язык, инструменты и подходы. Поэтому многое из того, что в действительности является магией, совершенно необоснованно приписывают мистицизму. На самом деле они представляют собой два противоположных полюса одного и того же — трансцендентального сознания человечества. Между ними лежат все великие религии, которые можно описать в рамках нашей метафоры как области обычного обитания этого сознания. Таким образом, на одном конце шкалы чистый мистицизм "плавно переходит" в религию или, с другой точки зрения, произрастает из нее. Никакой глубоко религиозный человек не лишен налета мистицизма, и никакой мистик не может не быть религиозным, если не в теологическом, то по крайней мере в психологическом смысле этого слова. На другом конце шкалы, как мы увидим позже, религия столь же очевидно перетекает в магию.