Мистификации Софи Зильбер
Шрифт:
— Конечно, с удовольствием, — пискнула русалочка и хотела уже скользнуть с перил обратно в воду, но Амариллис Лугоцвет протянула руку и успела в последнюю минуту схватиться за тонкую ткань из водорослей, из которой было сделано ее платье.
— А ты разве знаешь, кто я? — спросила она. — Кого же должен принять господин фон Вассерталь?
Русалочка выпучила на нее круглые лягушачьи глава — большим умом они не светились. Амариллис Лугоцвет тихонько вздохнула, — у нее зародилось опасение, что русалочка вообще не способна запомнить ее имя, поэтому она сказала просто:
— Я фея Нарциссов, повтори-ка!
— Я фея Нарциссов, — прошептала русалочка, опустив голову, и Амариллис Лугоцвет вздохнула во второй раз.
— Послушай, — медленно проговорила она, чеканя слова. — Не ты фея Нарциссов, а я. Ты передашь господину фон Вассерталю,
— Поняла, — ответила русалочка и на сей раз действительно юркнула в воду. Уплывая прочь с легким плеском, она еще несколько раз повторила: «фея Нарциссов».
Амариллис Лугоцвет с улыбкой покачала головой и вздохнула в третий раз, именно в эту минуту она почувствовала, что сумка вдруг намокла. Несмотря на такой грех, она с любовью прижала Макса-Фердинанда к себе и поспешила домой.
Уже наступила ночь, и Амариллис Лугоцвет скорее летела над землей, чем ступала по ней, поднимаясь на седловину между горами. Когда она подходила к своему дому, то заметила, что по нарциссовому лугу скользят какие-то странные блики света, — это ее насторожило. Добравшись до дома, она выпустила из сумки барахтавшегося Макса-Фердинанда, дала ему попить теплого молочка, а потом понюхать слабый раствор амариллия, после чего он, зевая, позволил уложить себя в корзинку и тотчас заснул. Амариллис Лугоцвет погасила свечи и бесшумно прокралась из дома на край луга поглядеть, что там творится. Она спряталась за пышным кустом бузины, на таком месте, откуда ей виден был весь луг. Ее предположение оказалось верным. Эльфы явились опять и теперь плясали на лугу под звуки чарующей, хотя и немного однотонной мелодии, обаянию которой она и сама противостояла с трудом. Да и весь облик эльфов, легко порхавших над землей, показался ей таким прелестным, что сердце ее готово было размякнуть, и она едва не забыла, в каком преступлении они повинны. Вскорости два человечка, одетые во все зеленое, подошли вплотную к бузинному кусту и, беседуя, стали прогуливаться перед ним туда-сюда, не замечая Амариллис Лугоцвет.
— Какие странные цветы, — сказал один из них, пригубив от капли росы, которую держал в листке, свернутом в виде рюмочки. — Наверно, у них есть покровитель.
— И поэтому они закрываются перед нами? — спросил второй, тот, кто без конца наматывал себе на палец волоконце стебля и сматывая обратно, должно быть, у него была такая привычка.
— Здесь нет других эльфов, кроме нас. А кому же еще могут принадлежать цветы, как не эльфам?
Услышав эти слова, Амариллис Лугоцвет презрительно опустила уголки рта и тихонько покачала головой.
— За этим кроются злые чары, — продолжал второй, — и, кажется, против них мы бессильны.
— Говоря откровенно, — заговорил опять первый, тот, что пил росу из рюмочки, — для меня они становятся непереносимы. Их одуряющий запах на другой день неизменно вызывает головную боль. Если бы королеву не обуревало во что бы то ни стало найти противочары… лично я отплыл бы с нашим флотом на большое озеро.
— Только бы нам получить на это разрешение, — с надеждой произнес второй. — Да что там разрешение, надо бы взять и попробовать. Говорят, здешний водяной — мечтатель и неженка. Он устраивает себе всякие увеселения, ничуть не думая о нас. А кто, кроме него, может нам запретить?
— Ах, как прекрасно было бы плыть по залитой лунным сиянием водной шири и не бояться, что весла, того и гляди запутаются в камышах или водорослях! Да и паруса не будут висеть, словно тряпки. Надо попытаться уговорить королеву.
— Это не так уж трудно. При ее склонности ко всяким отчаянным выходкам такое приключение совершенно в ее вкусе.
— Особенно, если сняться с якоря в ближайшее полнолуние. Уверен, она не сможет устоять.
Тут к ним приблизилась еще одна крохотная фигурка, и Амариллис Лугоцвет услыхала, как третий эльф спросил:
— Вы к ребенку заглядывали?
— Мы как раз туда идем, — отвечали первые два. — Имеем же мы право немного отдохнуть. Ребенок в надежном месте…
— Присматривать за ребенком — ваша прямая обязанность, — несколько раздраженным тоном возразил третий.
— Да мы же идем, идем…
Затейливыми прыжками они проскакали сквозь ряды танцующих, и вскоре Амариллис Лугоцвет потеряла их из виду. Ей не терпелось шмыгнуть за ними следом, — у нее не было сомнений, что под «ребенком» подразумевался не кто иной, как Титина, — однако на глазах у такого множества эльфов
На следующее утро, выглянув в окно, она заметила под ним влажное от росы письмо, в котором зелеными перламутровыми чернилами сообщалось, что фон Вассерталь заранее радуется ее визиту. Ежели ей благоугодно пожаловать сегодня, то он ее ждет ко второму завтраку. К двенадцати часам дня ей надлежит прийти к рыбачьей хижине возле Холодного Ключа, где ее будет ждать Лаквина — русалка, более надежная, нежели малышка из ущелья.
Утро Амариллис Лугоцвет посвятила всецело Максу-Фердинанду, который бодро отправился на разведку и бегал сперва по дому, потом по саду, чтобы познакомиться со своим новым окружением. Когда к полудню, устав, как собака, он сам залез в свою корзинку, она предусмотрительно дала ему опять понюхать амарнллпя, чтобы он не проснулся раньше времени и не счел себя одиноким и покинутым.
После этого Амариллис Лугоцвет уселась перед зеркалом в резной деревянной раме и до тех пор заклинала себя принять наилучший вид, покамест к ней не пришла уверенность, что если теперь фон Вассерталь и не падет перед нею ниц от восторга, то, во всяком случае, удостоит своей благосклонности.
Погода стояла ослепительно ясная, и для этого времени года было слишком жарко, когда Амариллис Лугоцвет, перейдя через седловину, спустилась к озеру и невдалеке от ущелья вытащила свою маленькую лодку из сарая столяра, где она хранилась. Широкая соломенная шляпа, отделанная тесьмой, защищала ее лицо от полуденного солнца, а с озера, несмотря на жару, веяло прохладой, что было ей очень приятно. Она гребла прямо к противоположному берегу, пока не подплыла к рыбачьей хижине у Холодного Ключа, где привязала лодку, вышла из нее в присела на берегу холодного горного ручья, которому это место было обязано своим названием. Несколько елей и пышно разросшиеся кусты давали достаточно тени, и она могла бы сидеть и наслаждаться покоем, однако яркий полуденный свет и вид безоблачного неба так утомили ее, что голова стала клониться долу и Амариллис была вынуждена схватиться рукой за нижние бревна хижины лодочника. Вокруг царила тишина знойного полудня, такая глубокая, словно не только солнце остановилось в зените, но и каждая вещь, и каждое живое существо замерло на отведенном ему месте. Амариллис пыталась еще раз продумать, что она скажет фон Вассерталю, но, казалось, ее мысли замерли так же, как рука, на которой неподвижно сидела муха, сидела, словно заколдованная, и даже не чистила крылышки. Она услышала вдали первый удар колокола, возвещавшего полдень, но он так ж остался единственным и заглох, будто подвижное время тоже остановилось в своем движении.
Амариллис Лугоцвет не могла вспомнить, каким образом она очутилась вдруг рядом с красивой и рослой наядой Лаквиной, которая шла вместе с ней по зеленой галерее, образованной сомкнувшимися над головой кустами, солнце проникая сюда, золотило листья, колеблемые легким ветерком. Чем дальше они шли, тем явственней бледнела зелень галереи, становясь все более голубой, словно вела в иное, расположенное с другой стороны небо. Амариллис Лугоцвет больше всего изумлялась тому, что в этой чуждой стихии могла двигаться так же свободно, как на земле, и хотя она всеми фибрами ощущала воду, дыхание ее нисколько не было затруднено. Ей казалось невероятным, что она вот так, запросто, шагает по дну озера и всю ее обволакивает и ласкает мягкая голубизна, столь же прозрачная, как воздух, по которому ей не раз случалось плыть на облаке. К тому же глубь озера всегда представлялась ей куда более прохладной, совсем холодной, но похоже, что у воды оказалась температура ее тела, и это было приятно. Понаблюдав немного за Лаквиной, которая плыла рядом с ней и продвигалась вперед короткими толчками хвостового плавника, так что создавалось впечатление, будто она ходит, Амариллис Лугоцвет, в свою очередь, попыталась оторваться от грунта и двигаться, плавно перебирая ногами. Лаквина была довольна, что ее спутница тоже предпочитает плыть: этот способ передвижения быстрее приближал их к цели, а самой Амариллис Лугоцвет он доставлял такое удовольствие, что, когда они очутились у входа во дворец фон Вассерталя, она даже огорчилась.