Мистификация. Загадочные события во Франчесе
Шрифт:
Брет шел, никуда сознательно не направляясь, ни о чем не думая, кроме стоявшей перед ним страшной дилеммы. Оказавшись около кузницы, он поздоровался с еще не окончившим работу мистером Пилбимом и поговорил с ним о заказах и о погоде — и все это время его мозг сверлил все тот же вопрос: что же делать с Саймоном?
Брет пошел по тропинке, поднялся по мокрой траве на холм Десять буков и стал шагать взад и вперед между огромными деревьями. Его ум был в растерянности, сердце ныло.
Причинить такое горе Беатрисе и Элеоноре? Покрыть позором Лачет?
Разве
Так ли это важно? Что случится, если Саймон опять станет хозяином Лачета, которым он владел восемь лет?
Кому от этого было хуже? Только одному человеку — Патрику.
Суд над Саймоном за убийство Патрика будет страшным бедствием для Беатрисы и всей семьи.
И зачем ему разоблачать Саймона? Можно просто уехать. Можно инсценировать самоубийство. Инсценировал же Саймон самоубийство Патрика, и полиция ничего не заподозрила. Если это мог сделать тринадцатилетний мальчик, неужели он, Брет, не сможет сделать то же самое? Он исчезнет, и все вернется на круги своя.
А как же Патрик Эшби?
Но Патрик, если бы выбор зависел от него, не захотел бы обрушить на семью горе и позор лишь для того, чтобы покарать Саймона. Нет, Патрик был добрый мальчик и всегда думал о других…
А Саймон?
Неужели позволить ему, как он и предсказывал, безнаказанно пожинать плоды своего преступления? Позволить ему прожить безмятежную жизнь хозяином Лачета? Допустить, чтобы его дети унаследовали Лачет?
Но дети Саймона будут продолжателями рода Эшби. А если Саймона повесят за убийство, то у Лачета не останется наследников по мужской линии.
Но неужели это правильно: обеспечить право на наследство тем, что позволить убийце разгуливать на свободе?
Может быть, судьба привела его таким странным путем в Лачет именно для того, чтобы он разоблачил убийцу?
Проехать полмира для того, чтобы встретиться на улице с Лодингом; с самого начала считал, что это было ему предначертано, иначе такую случайность никак не объяснишь. Но Брету и в голову не приходило, что предстоит пережить еще и такое. Что ему придется решать вопрос жизни и смерти.
Что же делать? С кем посоветоваться? Кто поможет ему принять правильное решение? Почему он должен нести такое бремя один? Тут нужны мудрость, жизненный опыт.
«Я — возмездие», — сказал он Саймону, и он действительно так считал. Но тогда у него не было в руках орудия возмездия.
Что же делать?
Пойти прямо сейчас в полицию? Или завтра?
Не делать ничего, дождаться приезда Чарльза Эшби и праздновать совершеннолетие?
Как же поступить?
Поздно вечером Джордж Пек сидел у себя в кабинете, углубившись в занятия по античной истории и лишь смутно сознавая, что за окном хлещет дождь. Услышав, что в окно легонько постучали, Пек вынужден был вернуться из древних Фив в XX век и пошел открывать дверь. Не в первый раз поздний посетитель стучался к нему в окно.
В дверях он увидел не то Саймона, не то Патрика Эшби — он не мог сказать, кто из них это был, потому что лицо гостя закрывали размокшие поля шляпы.
— Можно мне с
— Конечно, Патрик. Заходи.
Брет стоял в дверях. С него ручьями лилась вода.
— Боюсь, что я наслежу на полу, — сказал он.
Викарий посмотрел на его ноги: серые брюки почернели, под ботинками собралась лужа воды. Он взглянул в лицо юноши. Брет уже снял размокшую шляпу, с его мокрых волос по лицу катились струи воды.
— Снимай плащ и оставь его в прихожей, — сказал Джордж. — Я тебя отправлю домой в моем.
Он прошел в кладовую и вернулся с полотенцем.
— Вытри волосы.
Брет покорно выполнял его указания неверными, как у ребенка, движениями. Джордж принес из кухни чайник.
— Пошли в кабинет, — сказал он. — Полотенце брось на пол, туда же, куда и плащ.
Викарий пршел в кабинет и поставил чайник на электрическую плитку.
— Он быстро закипит. Я часто кипячу себе чай, когда засиживаюсь допоздна. О чем ты хочешь со мной поговорить?
— Про ров в Дофане. [13]
— Как-как?
— Извините, у меня совсем ум за разум зашел, у вас нет чего-нибудь выпить?
Викарий, который собирался влить ему виски в горячий чай, налил Брету полную рюмку, и Брет опрокинул ее одним махом.
— Спасибо. Извините, что я явился к вам так поздно и в таком виде, но мне просто необходимо поговорить с вами. Надеюсь, вы не возражаете?
— Мое дело — выслушать людей. Налить еще виски?
— Спасибо, не надо.
13
Ссылка на библейскую притчу об Иосифе Прекрасном, которого возненавидели его братья, хотели убить и бросить в ров, но потом передумали и продали в рабство. — Примеч. пер.
— Тогда я дам тебе сухие ботинки.
— Нет-нет, не надо. Мокрые ботинки мне не в новинку. Мистер Пек, я хочу посоветоваться с вами по очень важному вопросу. Можно я вам как бы… исповедаюсь? Только не думайте, что от вас требуются какие-то действия.
— Что бы ты мне ни сказал, я обещаю соблюсти тайну исповеди.
— Тогда сначала я вам скажу, что я вовсе не Патрик Эшби.
— Я так и знал, — сказал викарий. Брет посмотрел на него с изумлением.
— Вы… вы… вы это знали?
— Скажем так — я это подозревал.
— Почему?
— Внешность человека — это не все. У каждого есть своя аура, своя неповторимая личность. С первого же дня у меня возникла уверенность, что я с тобой никогда прежде не встречался. Я тебя совсем не узнавал, хотя у тебя и помимо внешнего сходства много общего с Патриком.
— И вы ничего по этому поводу не предприняли?
— А что я мог предпринять? Твой адвокат, твоя семья и твои друзья — все приняли тебя. У меня не было никаких доказательств, что ты не Патрик. Ничего, кроме собственной уверенности. Какой был бы прок, если бы я выразил свои сомнения? Я считал, что все скоро выяснится и без моего вмешательства.