Мистификация. Загадочные события во Франчесе
Шрифт:
— Нет! — твердо сказал Роберт. — Ну и как фильм?
— Я не пошел в кино.
— Как это?
— Я же говорю, что пил чай у Марион.
— Ты хочешь сказать, что все это время проторчал во Франчесе?
— В общем, да, — мечтательно ответил Невиль, — но мне показалось, что прошло всего несколько минут.
— Но ты же жаждал увидеть французский фильм.
— Марион Шарп даст сто очков вперед любому французскому фильму. Это должно быть понятно даже тебе. — Это «даже тебе» неприятно резануло слух Роберта. — Зачем идти смотреть на отражение, когда тебе представляется возможность побыть в обществе оригинала? Оригинальность — это ее главное свойство. Я в жизни не
— А Розмари?
Роберт, как говорила тетя Лин, был «не в духах».
— Розмари — милочка, и я на ней обязательно женюсь, а тут совсем другое дело.
— Вот как? — с обманчивой кротостью спросил Роберт.
— Конечно, другое. На таких женщинах, как Марион, не женятся. Нельзя же жениться на туче или штормовом ветре. Или на Жанне д'Арк. Даже думать о женитьбе на такой женщине, как Марион, — богохульство. Между прочим, она очень мило о тебе отзывалась.
— Весьма тронут.
Роберт произнес эти слова таким сухим тоном, что даже Невиль заметил его неудовольствие.
— Неужели она тебе не нравится? — спросил он, с изумлением глядя на троюродного брата.
В эту минуту Роберт перестал быть самим собой — благожелательным, ленивым и терпимым Робертом Блэром, а был просто усталым человеком, которому еще не дали ужин и который еще не пережил обиду и разочарование.
— На мой взгляд, — заявил он, — Марион Шарп — просто костлявая женщина сорока лет, которая живет с грубиянкой-матерью в уродливом доме и которой иногда, как и всем людям, бывает нужна консультация юриста.
Но, не успев произнести эти слова, он уже о них пожалел: ему показалось, что он предал друга.
— Ну, может, тебе такая женщина и не по вкусу, — снисходительно сказал Невиль. — Тебе всегда нравились глупенькие блондинки.
Невиль не хотел обидеть Роберта, он просто констатировал факт.
— Откуда ты это взял?
— Все женщины, на которых ты почти женился, были в этом духе.
— Я никогда и ни на ком «почти не женился», — отрезал Роберт.
— Это тебе так кажется. А на самом деле ты чуть на попался на крючок Молли Мандерс.
— Молли Мандерс? — спросила раскрасневшаяся от плиты тетя Лин, входя в комнату с подносом, на котором стояла бутылка хереса. — До чего же была глупенькая девочка. Воображала, что оладьи разделывают на доске. И все время смотрелась в зеркальце.
— Это тетя Лин тебя от нее спасла, правда, тетя Лин?
— Не знаю, о чем ты говоришь, Невиль. И перестань скакать по коврику. Лучше подложи в огонь пару поленьев. Ну как, понравился тебе французский фильм?
— Я не пошел в кино. Меня пригласили к чаю во Франчесе.
Невиль искоса поглядел на Роберта, уяснив, что тот как-то болезненно относится к этой теме.
— Тебя пригласили эти странные дамы? И о чем же вы разговаривали?
— О горах… о Мопассане… о курах…
— Курах?
— О том, какое у курицы, если близко присмотреться, злобное выражение лица.
Тетя Лин смотрела на него непонимающим взглядом. Потом, как бы в поисках твердой почвы под ногами, повернулась к Роберту.
— Может, мне надо нанести им визит, раз уж ты будешь иметь с ними дело? Или попросить жену викария?
— Я бы не стал принуждать жену викария делать столь непоправимый шаг, — сухо отозвался Роберт.
Тетя Лин посмотрела на него с недоумением, но домашние заботы вытеснили у нее из головы готовый сорваться с языка вопрос.
— Не засиживайтесь за хересом, мальчики, а то жаркое пересохнет. Слава Богу, Кристина завтра, наконец, выйдет из своего заточения. По крайней мере я на это надеюсь. До сих пор спасение никогда не занимало
«Да, — подумал Роберт, — вот такую же реакцию можно ождать почти в каждом милфордском доме. Бен Карли дал ему понять, что если хозяйки Франчеса окажутся на скамье подсудимых, ему не следует надеяться на непредвзятость присяжных. Надо эту угрозу предотвратить. В пятницу он предложит им нанять частного детектива. Полиция по горло завалена делами, и один человек, который, не торопясь, попробует распутать след, скорее добьется успеха, чем официальное расследование ортодоксальными методами».
6
Но к пятнице принимать меры для предотвращения угрозы было уже поздно.
Роберт рассчитывал на добросовестность полиции, рассчитывал на то, что слухи в сельской местности расходятся медленно, но он совсем упустил из виду «Ак-Эмму».
«Ак-Эмма» — была пришельцем с другой стороны Атлантики, бульварной газетой, которая втерлась в общество английской прессы лет десять тому назад. Основополагающий принцип ее издателей был таков: оплатить иск обиженного в две тысячи фунтов — не такая уж большая цена за тираж, который приносит доход в полмиллиона. Эта газета позволяла себе более кричащие заголовки, более сенсационные фотографии и более откровенные письма читателей, чем самая разнузданная газета, издававшаяся когда бы то ни было на Британских островах. На Флит-стрит [27] для такого рода газеты существовало краткое и непечатное определение, но поделать с ней никто ничего не мог. Дело в том, что английская пресса сама осуществляла цензуру над собой, сама решала, что можно печатать, а чего нельзя, исходя из принципов здравого смысла и хорошего вкуса. Если появлялся бульварный листок, который не желал подчиняться правилам, не существовало силы, которая могла бы принудить его это делать.
27
Улица в Лондоне, на которой расположены издательства основных английских газет и название которой употребляется в обобщенном смысле как «британская пресса». — Прим. перевод.
За десять лет «Ак-Эмма» на полмиллиона обошла по ежедневной выручке самые популярные из существовавших до того в Англии газет. По утрам в метро семь человек из десяти по пути на работу читали «Ак-Эмму».
И вот «Ак-Эмма» пронюхала про историю во Франчесе и раструбила о ней на всю Англию.
В пятницу утром Роберт поехал на ферму к пожилой женщине, которая считала, что она при смерти и хотела изменить свое завещание. Она проделывала это примерно раз в три месяца, и ее доктор утверждал, что она «еще задует сто свечей на своем именинном пироге». Но адвокат не может позволить себе сказать клиенту, который срочно вызывает его к своему смертному одру в полдевятого утра, не приставать к нему по пустякам. И Роберт взял несколько бланков для завещаний, забрал в гараже машину и отправился на ферму. Хотя ему опять пришлось спорить со своевольной старухой, которая отказывалась понимать, что нельзя завещать четыре трети своего завещания. Роберт получил удовольствие от поездки по зеленеющим весенним полям и на обратном пути мурлыкал песенку, предвкушая встречу с Марион.