Митридат
Шрифт:
Пантикапей праздновал победу, возглашал славу Митридату и воздавал почести Неоптолему, который на пиру выпил с Парфеноклом чашу дружбы. Однако всем было ясно, что фанагорийцы и союзные с ними воинственные племена не успокоились и готовят мщение.
С наступлением зимы пронесся слух, что конная и пешая рати сарматов, при деятельном участии фанагорийцев, подошли к берегу пролива и ждут, когда лед покроет Боспор Киммерийский и станет возможным двинуться через пролив, как посуху.
Войск у Неоптолема было мало. На помощь из-за моря сейчас, когда навигация закончилась, надеяться было бесполезно. Да и едва ли Митридат послал бы войско на Боспор после поражений прошлой зимы, а особенно
– Пусть Неоптолем со своими черномазыми вояками сам встретит врага! Авось сарматы собьют ему гордыню-то! – говорили боспорцы с тайным злорадством.
– Да и варвары будут ослаблены! Они не пойдут на нас, ибо знают, что стены города неприступны!
– А если и пойдут, отсидимся!.. Не однажды варвары бросались на твердыни Пантикапея и всегда терпели поражения!
Эти настроения были известны Неоптолему и крайне раздражали его.
Выступая на городской экклезии, собранной по случаю предстоящей войны, наварх говорил хриплым голосом, дыша морозным паром:
– Вы, боспорцы, кажется, хотите, чтобы варвары и фанагорийцы ворвались в город, разрушили ваши дома и храмы, а вас самих перебили или продали в рабство?.. Вооружайтесь, говорю вам!
Но его призывы большого успеха не имели. В те дни Асандр продолжал проводить время в веселых встречах с друзьями. Было трудно понять, откуда он берет деньги на угощение собутыльников. Казалось, никакие перемены в жизни Пантикапея не трогали и не могли взволновать этого человека. Он не участвовал в восстании против Митридата, а теперь не спешил чем-то помочь его воеводе. Да и чем помогать-то? Он был человек разорившийся, хотя и не из тех, кто родился в бедности. Его мать имела собственный эргастерий – мастерскую с рабами. Мужа она потеряла давно и жила одиноко, хотя была красива, умела одеваться в греческом вкусе и вести себя в обществе. Говорили, что она была близка последнему Перисаду и считает Асандра царским сыном, хотя и рожденным вне брака. Ее состояние рухнуло в дни восстания Савмака, когда Асандр был еще ребенком. Оба они чудом спаслись от страшного пожара, в котором сгорела половина Пантикапея. Их дом остался целым, но был разграблен повстанцами. В этом доме и вырос Асандр, в обстановке, далеко не роскошной. Но мать внедрила в его сознание гордость царского отпрыска, которому боги готовят необыкновенную судьбу. И сама верила, что это будет так!.. Поэтому в воспитании сына следовала известному указанию Аристотеля, что излишнее углубление в науки «делает тело и разум людей негодными для потребностей и дел добродетели». Она готовила его к роли человека, призванного повелевать. И обучала, кроме гимнастики и фехтования, умению держаться с достоинством и парить над делами будничными, предоставляя их людям более низким.
Сознание того, что он царский сын, стало основой поведения Асандра и после смерти матери. В этом не было бы большой беды, если бы он унаследовал от матери богатство. Но в нужде и недостатках требовалось нечто более практичное, что обеспечивало бы кусок хлеба насущного. Этого Асандр не имел и к этому не стремился. Не будучи в состоянии жить, как подобало его происхождению, он отверг обычные нормы жизни, не пожелал, да и не умел трудиться или торговать, как другие. Поэтому не нашел места ни среди богатых, поскольку сам был беден, ни среди людей дела, ибо считал себя выше ремесленников и торговцев.
И вот, оказавшись в обществе отверженных и гуляк, таких же, как он сам, Асандр сумел окружить себя ореолом известной исключительности как человек необыкновенный, сошедший в низы из некиих высших сфер. Здесь он получил то признание, в котором ему отказала лучшая часть боспорского общества. Его многочисленным друзьям-гулякам было лестно иметь такого вожака, который был знатнее всех архонтов и богачей Пантикапея и который наверняка на примете у самых больших богов. Они поддерживали его с большой убежденностью, уверенные в непогрешимости его поступков.
Даже люди состоятельные, что с презрением взирали на нижний этаж пантикапейского общества, задумывались над судьбой Асандра. И, следуя неясным предположениям, открывали для него свои кошельки, заранее зная, что он все раздаст окружающей его бездомной братии на пропой. Его независимое поведение, дерзкие притязания на высокое происхождение раздражали Ахаменов и Гераклидов, которые относились к нему с нескрываемой неприязнью.
Неожиданно для всех этот человек явился к Неоптолему и заявил:
– Я сколочу немалый отряд из городской голытьбы, которая меня знает и за мною пойдет! Но ты должен накормить моих парней, дать им кафтаны, оружие и по кружке вина перед боем!.. Клянусь богами, ты убедишься в их мужестве! Они будут драться как барсы, я сам поведу их!
– Ох ты какой воевода! Да не разбегутся ли твои вояки?
– Не разбегутся! Они знают, что им все равно придется умереть от холода и голода!
Неоптолем подумал и решил принять предложение Асандра. Тогда господствовало убеждение, что лучшие бойцы – это люди бездомные и обиженные судьбой. Собственно, у него не было другого выхода, ему нужны были воины. Время не ждало. Зима оказалась холодной, рано подули пронизывающие северные ветры, вся поверхность пролива покрылась плавучим льдом. Скоро ледяной мост будет перекинут через пролив, и тогда…
Асандр, гуляка и, по мнению многих, беспутный человек, был признан вожаком «драного войска», как его назвали, и был назначен на время войны сотником. Он принес клятву на верность Митридату, потом привел к присяге навербованных бездомных парней, что ютились в стенах города, ночевали в полуразрушенных строениях, заброшенных владетелями со времен рабского бунта.
Богатые горожане, обеспокоенные появлением на улицах вооруженных толп, собранных из числа тех бродяг, которыми Пантикапей так тяготился, возмущались:
– Это же готовая шайка разбойников… Они завтра начнут грабить нас!
– Асандр со своими бродягами хочет выслужиться у Неоптолема!
Говорили разное, даже выкрикивали в лицо Асандру оскорбления и насмешки. Но тот лишь дерзко смеялся и отвечал с необычной напыщенностью:
– Горе вам!.. Вы не поняли, что вчера Неоптолем был победителем боспорцев, а сегодня он защитник наш! Слава ему!.. Я и мои друзья поможем Неоптолему и ляжем костьми, но не пустим варваров под стены города! Боги слышат меня и одобряют!..
На многих эти слова подействовали как призыв. К войску Асандра стали присоединяться горожане с рабами. Приносили еду для воинов. Богатые забивали быков и поставили на рыночной площади котлы, в которых варили мясо по-скифски. Новообращенные гоплиты ели, пели песни, точили ржавые мечи и вострили копья.
Асандр преобразился и сразу стал выше на целый локоть.
Тут к нему явился курчавобородый, по-медвежьи неуклюжий Панталеон со словами:
– Я уже дрался с варварами летом на море! Был проревсом на корабле, моряк я, всю жизнь плавал, пока не остался без работы! Море – душа моя!.. Но сейчас я готов пойти за тобою и в пешем строю! Дай мне копье!