Мийол-алхимик
Шрифт:
«Именно поэтому ты сейчас пытаешься не лишиться разума, так приглушить его?»
Мийол продолжил цитирование, словно ни в чём не бывало:
— Потому от века так заведено, что разумные убивают неразумных, иной раз не гнушаясь для цели таковой и жизнь свою отдать. Один из корней того, заглублённый в природе разумного — зависть. // Ведь звери и зависти не ведают. // Крот не жалеет о том, что не имеет крыльев, как дрозд; и дрозд не жалеет о том, что лишён рыкающего гласа льва; и лев не смотрит с ненавистью на серну, которой не нужно лить кровь, чтобы насытиться, а серна не завидует кроту, способному укрыться под землёю от клыков и когтей голодного хищника. // Но человек видит скромность крота, видит вольный полёт птичий, видит грацию серны и львиную мощь — и завидует, завидует, завидует им всем. Потому что разум даёт ему отравный плод, сотканный из сравнений, отягчённый сомнениями и желаниями. И если даже от прямых примеров иной, неразумной жизни удалится человек — рядом всегда найдётся иной разумный, с которым можно сравниться, которому можно завидовать. // И так мужья завидуют жёнам, а жёны — мужьям, юные завидуют старцам, а те — юнцам, пахари — торговцам, Воины — магам, бесклановые — благородным, и так без конца. Голодные завидуют сытым, слабые сильным, глупцы умникам; но сытым, сильным, умным всё едино нет покоя: боятся они потерять то, что имеют, настороженно смотрят по сторонам — и завидуют тем, кто не отягчён ни силой, ни умом, ни обширным имуществом, ибо жизнь в простоте и праведности достойней хлопотной, полной суетою пустой жизни богатея.
«Не хочешь ли поговорить об этом с отцом?»
— Не-а. Не хочу. Мне именно твоё мнение интересно, потому как твоё положение удобно для суждений по теме. Ты ведь и вольным магическим зверем была, и вроде как проклятие разума тебя коснулось. Ты можешь судить… или нет?
«Ты и сам это можешь. Сколь понимаю я, это странное проклятие, которое можно назвать и благословением, не сразу клеймит ваш род. Младенцы человеков, как птенцы наши, не знают ни сравнений, ни сомнений, ни зависти. Едят, когда голодны, спят, когда сыты, орут, когда им что-то не по нраву. Вполне себе звери».
— Ты на младенцев не моргай, — Мийол отхлебнул из бутыли ещё немного. — Ты говори за себя. Прав Уленгин или нет? А верней — в чём он скорее прав, а в чём не особо так чтобы?
«Историю трудов его ты изложил, не поленился. Но вот историю причин, по которым сюда припёрся, умостил своё место-под-хвост-но-без-хвоста на спине Зунга и задаёшь мне вопросы, ты пропустил. Восполни недостаток, уже-не-птенец».
— Ага. Контекста хочешь, Эшки? Будет тебе контекст.
…даже если бы Ригар не помог с раскладыванием по полочкам, призыватель справился сам — да и чего там справляться-то? И так ясно: сравнительное безделье во время полёта способствует рефлексиям (которые не всегда полезны, тут Уленгин точно прав!). Более ранний совет отца, что подтолкнул выплеснуть накопившееся напряжение с помощью сочинительства, помог — но ведь и само сочинительство, и особенно публичное представление сочинённого дополнительно ездили по колее тяжёлых воспоминаний. Да, раз за разом возвращаясь к ним, Мийол словно бы старил их. Снижал накал переживаний. И уже во время перелёта из Даштроха к Баалирским рифам ощущал то, что Ригар называл катарсисом, а Эсхарий Ларенский — очищением.
Да, не отомстил.
Да, всего лишь выжил. И, кстати, вытащил аж двоих разумных вместе с собой.
Да, от воспоминаний о том, как пришлось добивать беженцев — практически своей рукой добивать, призыв ведь просто покорный воле инструмент! — в груди до сих пор что-то сжималось и переворачивалось. Без боли, но лучше бы с нею. Или не лучше. Или… но он выжил.
А для выжившего всегда есть будущее, выбор и надежда.
Проблема в том, что ситуация в настоящем тоже… м-да. Видимо, неспроста мучили его всю дорогу малоприятные предчувствия (накладывающиеся на воспоминания, чтоб им в Подземье провалиться, к нагхаас!). От предстоящих переговоров с Кордрен хорошего не ожидалось… но остальные-то? Рикс, Эонари, Севелад, Иривой? Небольшая толпа кланнеров, включая Финнирда ян-Стаглорен, и куда большая толпа местных… они-то ведь вроде бы на его стороне?
На практике оказалось, что они на своей стороне. А улетевший за лучшей долей Мийол для них — чуть ли не предатель.
Хотя скорее трус и дезертир.
Тонкие оттенки в вони рыбьих потрохов, фрасс!
Особенно обидным вышло столкновение с Риксом и Эонари. Да, именно так: не встреча — столкновение. По старой памяти они меньше сдерживались в высказываниях, меньше обращали внимания на разницу в статусе, и потому призыватель от них наслушался всякого.
Очень тяжело далось молчание в ответ на поток претензий. Необходимое, но… Мийол всё же нашёл моральные силы подождать. А потом ещё подождать. И ещё.
И только потом, когда пара друзей (всё ещё друзей?) пошла на четвёртый круг:
— Выговорились? Теперь моя очередь.
— Но ведь…
— Да что ты!..
— Теперь. Моя. Очередь.
И давление аурой для ускоренного вразумления, а также напоминания о реальности. Хотя применять это средство очень не хотелось, но для пущей эффективности…
Воин примерно пика пятого ранга и Воин, что ещё не добралась до пика второго, вполне предсказуемо прониклись и притихли.
— Знаете, как это выглядит с моей стороны? Ну, если и не знаете, то догадываетесь. Когда я улетел в Лагор, то собирался подготовить и засеять почву для всех нас. И семьи, и всей команды. И что-то я не припомню, чтобы тогда это решение кто-то резко оспаривал. Что ж: я подготовил почву и засеял её. Васька перелетела ко мне. Отец перелетел. А вы? Решили задержаться, так?
—…
— Я не стал настаивать: просто отписал, что в случае чего приму. Мне кажется, вы стали невольными заложниками того решения. Вцепились в наше местное хозяйство, поддались, может быть, на уговоры Иривоя… кстати, он уговаривал вас остаться? Припомните!
Рикс и Эонари переглянулись.
— Наверняка такое было, хотя не обязательно напрямую, — ощутив перемену атмосферы, продолжил Мийол. — Кто-кто, а уж Акула свою пользу и пользу Рифовых Гнёзд понимает… любой по-настоящему хороший торговец не может не быть политиком. Тоже хорошим. И его ставка сыграла: я же вернулся, причём не один, а с тремя другими подмастерьями. И с тенью гильдии Сарекси за спиной. Потому что было, к кому возвращаться. Друзья, команда — надёжный якорь.
Головы Воинов и их взгляды дружно опустились.
И призыватель смягчился. Даже без формального признания вины.
— Я пока ещё не знаю, как разрешится вся эта… ситуация. Но в любом случае то моё старое предложение остаётся в силе. Перебирайтесь в Лагор! Там для вас найдётся и место, и дело. И… в любом случае, даже если вы останетесь, я приму и одобрю любое ваше решение. И поддержу.
— А… — Рикс вскинул голову и открыто приобнял Эонари. С некоторым вызовом посмотрел в глаза командиру. — А это наше решение?
— Любое — значит любое, — Мийол кивнул. — Цепляться за старое я не стану… и, кстати, вам не советую. Как говорится, «передавишь — поломаешь».
— Именно поэтому ты притащил сюда двух своих любовниц? — куснула Эонари.
«Откуда?..»
— На тему любовниц мы поговорим потом, когда страсти поостынут. Или тебе не терпится вернуться в… мой комплект? — не удержался-таки призыватель.
— Нет! — страх, неуверенность и вина: Эонари.
— Нет! — протест и зарождающийся гнев: Рикс.
— Тогда отложим этот разговор, — примирительно. — Сейчас куда важнее иное. Как вообще тут с настроениями, нравится ли местным в тени Кордрен?
Перейдя к делам и переведя на новую тему собеседников, Мийол мысленно выдохнул.
Но…
Как ни крути, осадок от начала того разговора остался не самый приятный.
Встреча с Иривоем, подпёртым парой авторитетных скалогрызов и лидером гамачников, оставила смешанные ощущения. После доброго часа пустопорожней болтовни, собрав воедино во втором потоке мыслей все оговорки, нюансы, всплески эмоций и молчаливые жесты, призыватель посмотрел прямо в глаза Акуле и подытожил: