Мийол-ученик 2
Шрифт:
Поднимать панику Шак не стала. Вообще не подала вида, что заметила нечто необычное. С помощью Магических Манипуляций Субстанциями она попросту локально понизила содержание кислорода, одновременно нарастив концентрацию углекислоты.
Рискованный ход: если бы незваный гость оказался магом, в результате она бы лишь без толку раскрыла его инкогнито. Но ученица Мийол поставила на то, что вторженец — не человек и даже не маг. (Слишком оно роскошно выходит — магов засылать вместо простых скрытников).
И выиграла.
Когда потерявший сознание невидимка прилёг «отдохнуть», не способный удерживаться в сознании, не говоря уже о поддержании комплексного исчезновения, Шак не замедлила обыскать его, попутно избавив всего «лишнего», связать и в таком виде доставить учителю, весьма собой довольная. И продолжающая держать добычу на грани гипоксии, чтобы даже если вдруг пленник очнётся — не сумел по сугубой слабости что-либо сделать.
— А ведь я его помню, — сказал призыватель, вглядываясь в рисунок пятен на шерсти и мысленно кивая. — Когда я беседовал с матерью многих, ну, той самой, родившей четверть сотни потомков, этот стоял в оцеплении. Пялился на моего магоклона и скалил клыки.
— А имя?
— Откуда бы? Да я и не спрашивал.
— Чудесно, — фыркнула ученица. — Осталось выяснить, что он у нас забыл.
— Выясним, — спокойно пообещал Мийол. — Только сперва подготовим… к откровенности.
Миндальничать он не собирался. Среди снятых с вторженца вещей нашёлся артефакт аж четвёртого уровня, направленно подавлявший сенсорику именно его личной версии связанности-и-расширения, что вызывало… вопросы.
Исключительно неприятные.
Во всяком случае, версия «да я случайно мимо проходил» из-за артефакта отпадала сразу. Этот мохнатый точно знал, куда идёт и зачем.
А ещё на теле отчасти знакомого алурина обнаружился кинжал с зачарованием Лёгкого Рассечения, набор разнообразных ядов, включая смертельные даже в малых дозах нейротоксины, амулет с Изоляцией Ядовитого Влияния и — в качестве завершающего штриха — полный кисет янтарной слёзки (причём, насколько могла судить Шак при помощи своего многогранного экспертного заклинания, высокой очистки: не простая дурь, а элитная… как раз такая, какую мог бы гнать для получения криминальных клатовых доходов нечистоплотный алхимик).
От диверсанта с таким сочетанием предметов и субстанций ничего хорошего ждать не приходилось. Но и самому ему, раз уж изловили, на пощаду рассчитывать не следовало.
— А если он не один такой? — спросила алурина с тревогой.
— Да почти наверняка не один, — призыватель фыркнул мрачно. — Где-то рядом должны сидеть в исчезновении ещё один-два таких же… мохнатика. И при плотности фона Природной Силы, который в квартале базиларов ничто не фильтрует и не приглушает, сидеть они могут хоть часами, хоть вовсе сутками.
— А могут и не один-два.
— Могут… к сожалению. Но сделать с этим ничего нельзя.
— Если они попытаются приблизиться… — начала было Шак.
— Если, — вздохнул Мийол. — Этого ты ведь из-за движения заметила?
— …
— В общем, пусть себе сидят. Пока они неподвижны, они неуязвимы — но и не опасны… ну, не очень опасны. И-эх! Не было печали: жили, не скучали…
На то, чтобы основательно привязать диверсанта к одной из массивных, от прошлых хозяев мезонета оставшихся скамей — кверху пузом, кисти и лодыжки связаны внизу, отдельная петля удерживает горло — ушло с четверть часа. Ну, фактически меньше.
Просто на то, чтобы пойманный алурин оклемался от гипоксии, тоже потребовалось время.
Вот только придя в себя, незваный гость упорно отказался разговаривать на низкой речи. И не просто делал вид, будто владеет лишь алуро (урезанной, огрублённой версией полноценного алуриниса), — он и на родном наречии только грязно ругался, намеренно распаляя в себе бешенство. За подобным эмоциональным штормом различить нюансы реакций выходило как бы не сложнее, чем за фирменной заморозкой Никасси.
— По-моему, — сказал Мийол, — он не осознаёт своего положения, ученица. Выключи его.
Шак сызнова использовала фокус с гипоксией.
А через четверть часа диверсант, очнувшись, первым делом увидел собственное отражение в зеркале… с аккуратно выбритой полоской посреди лба.
— Нравится, голубь?
— Не-е-ет… что-о-о…
— Ты забрался в дом алхимика. Сейчас у тебя в жилах плещется ровно столько седативов, чтобы сызнова распалить бешенство не получилось, но и реакции не притупились до полного исчезновения. А той замечательной штуки, что гасит чутьё через мой сигил, у тебя больше нет.
— Ты-ы… пожале-е-еешь…
— Если бы Шак тебя не отловила, я бы пожалел куда сильнее.
— Я-а-а… буду… молча-а-ать.
— Это возможно. Но если ты действительно будешь молчать — торжественно обещаю тебя побрить целиком. А уж что потом сделают твои сородичи с хришш струшерк, то не моя забота. Проигравший всегда виновен. И кстати: молчание тебе не поможет. Я владею сигилом достаточно хорошо, чтобы читать основные реакции. Мне достаточно спрашивать вслух — а уж твоё собственное тело подскажет, где правда, а где ложь. Хотя в этом случае процесс затянется, так что я бы предпочёл пойти по лёгкому пути. Ну так как? Бреемся или мал-мала сотрудничаем?
В сине-зелёном взгляде Мийол прочёл в свой адрес бессильные пожелания исключительно дурного. Но…
— Мал-мала, — на выдохе, с нотой обречённости.
— Чудесно. Для начала: как тебя зовут?
…разумеется, ни о каком полноценном и добровольном рассказе речи не шло. Алурин изо всех сил юлил, умалчивал, громоздил враньё поверх вранья — но с формальной точки зрения всё же не запирался наглухо. Чего призывателю хватало. Единожды ухватившись за ниточку истины, он старательно распутывал весь клубок целиком. В точности так, как следовало: повторяя вопросы в изменённых формулировках, прессуя собственной аурой до холодного пота, пробивающего даже сквозь седативы, уточняя детали…