Младшая сестра
Шрифт:
Прилегла она на постель в сенцах и закрыла глаза.
Бегала Надя в лес за крушиной. Ребята скоблили кору, и она скоблила. У ребят ножи острые, а у неё тупой, как жестянка. В школе говорили, что кору нужно высушить и сдать в аптеку на лекарство.
С поля позднее всех пришла домой сестра Уля. Пришла скучная, неразговорчивая.
Наверное, Надя скоро бы уснула, да услышала, как в доме папа и мама о чём-то заспорили с Улей.
«О чём это они спорят?» подумала Надя.
В окнах погасли последние отблески зари. В сенях и в
Надя сквозь дрёму услышала, как Уля подошла к своей кровати и стала раздеваться.
Когда Уля ложилась спать, она всегда младшей сестре говорила что-нибудь ласковое или спрашивала её о чём-нибудь, а на этот раз промолчала. Наде стало очень жаль Улю. Она тихонько перебралась к ней на кровать:
— Я полежу с тобой.
— Полежи, — ответила Уля и прикрыла плечо сестрёнки одеялом.
— Я всё слышала. Папа тебя ругал, а мама за тебя, и я за тебя.
— Папа не ругал. Откуда ты взяла?
— Я слышала, всё слышала! Самое вредное насекомое — блошка. Хочешь, мы тебе поможем?
— Как же ты поможешь?
— Не я одна. Один человек ничего не сделает, и два человека ничего не сделают, и три, а если все ребята придут в поле… Сусликов-то мы выловили!..
— Глупая ты! — с огорчением ответила Уля. — Сусликов-то, может, с десяток, ну два, три десятка, а блошки на льне — их миллионы…
— Ой, как много! Что же теперь делать?
Миллион в Надином понятии — неисчислимое множество. Блошки сожрут молодой лён, переберутся на землянику, на малину, на смородину… Она не знала, что это насекомое пожирает только молодой лён.
Озабоченная девочка тревожно повернулась с боку на бок, да так и уснула на кровати сестры. И во сне ей всё виделась эта блошка, чёрная, пузатая. Ползёт и ползёт, а потом раздулась словно майский жук, отрастила крылья, поднялась и зажужжала.
Утром Надя проснулась, а Ули нет, и мамы нет, и папы нет. В окне за занавеской гудит шмель: дззз… дззз…
Давно ли все ушли из дому? Папа и Уля, наверно, ушли чуть свет, а мама ушла недавно: на столе ватрушки ещё не остыли, горячие.
Надя открыла оконную раму, выпустила мохнатого шмеля:
— Лети! Надоел! «Дзы, дзы»!..
Когда она открыла окно, то поняла, что утренней прохлады совсем уже нет и росы на молодой зелёной траве нет. Солнышко так и припекает. Почему Уля её не разбудила? Не верит, что ребята ей помогут. Надо скорее разыскать их.
На бегу Надя съела ватрушку, вытерла ладонью рот, а заодно вытерла и нос. Пробегая улицей, спустилась на шаткие, в две жёрдочки, мосточки, переброшенные через овраг, и очутилась на той стороне. Закрывшись рукой от яркого солнца, осмотрелась вокруг. На улице она никого не увидела и очень расстроилась.
«Куда запропали? Всегда здесь играют в городки, а то гоняют мяч».
Припрыгивая, она пробежала всю улицу до самого края. Там плотники артельно поднимали гладко выструганные брёвна, возводили стены — кому-то из колхозников строили новый дом. Ребята любят толкаться там, где строят, но и здесь их не было. Вот какая досада!
Обратно Надя бежала ещё быстрее, размахивая руками. На спине болтались косички. Спустилась опять к тем же шатким, прогибающимся мосткам через овраг. Тут-то она и увидела на дне оврага ребят:
— Ой, а я вас и не заметила! Чего это вы там?
Ребята, занятые своим делом, не ответили ей. Надя вихрем слетела вниз по уступам. В пересохшем овраге кое-где из-под больших серых камней сочилась вода. И такая водица студёная — ступишь босой ногой и не обрадуешься.
По всему оврагу растут осины, мелкий ивняк, да черёмушка, да ещё лопух. Ребята тем и заняты были, что вырезали ивняк да молодые, гибкие черёмушки.
— Куда это столько? — спросила опять Надя, уже весёлая.
— Тебя сечь будем! — озорно ответил паренёк с загорелыми дочерна руками и ногами. Собирая срезанные прутья, он связывал их в пучок.
Надя не придала значения шутке и сразу затараторила о своём:
— Ой, сколько времени я вас искала! Надо-то ведь скоро! Пойдёмте в поле. Блошка на льне появилась — целый миллион, вот сколько! Уля сказала: вот бы ребята помогли! Сусликов-то мы на пшенице выловили…
— Никуда мы не пойдём. Видишь, на корзины дубцы режем, — сказал мальчуган, остриженный под нулёвку.
— Дядя Василий Коромыслов научит нас корзины и верши плести, — сказал другой паренёк.
А Надя о своём:
— Корзины и верши плести всякий раз можно, а блошка разведётся — весь лён загубит. Ведь её там целый миллион, а то ещё прибавится, да ещё…
— Сказала тоже! Не видала, не считала, а говоришь…
— А вот видала, считала и говорю! Уля просила помочь, а вы так-то?..
Она закусила губу, нахмурила чёрные брови, посмотрела на всех исподлобья.
А ребятам не до неё, они увлеклись своим делом: выбирают из кустов дубцы, тонкие, длинные и гибкие. Срезают под корень. Помогают им девочки — Паня и Оля.
— Я вам говорю, а вы не слушаете! В поле-то нас ждут!
Надя с обидой вырвала дубцы из рук у мальчонки, остриженного под нулёвку, и бросила их в самую низину, в крапивник.
— Ну, ты не очень-то разоряйся тут! — замахнулся на неё мальчонка.
— Тронь только! Тронь! — Девочка вспыхнула.
— Вот и трону! Сама в крапиву полетишь…
— А вот и не тронешь!
Мальчонка сердито прищурился, сжал кулаки. Паня и Оля тут же за Надю заступились: ведь они подружки, поди-ка тронь которую…
Ребята на шум вышли из кустов. Надя села на камень и неожиданно от досады заплакала:
— Кору крушины я скоблила, кротовины заливала водой, камни и щепу собирала на лугу, а вы со мной не идёте Уле помочь блошку вылавливать!..