Младший брат

Кенжеев Бахыт Шкуруллаевич

— Где второй? — допытывался сержант.

— Ты!—раздался голос Романенко.—Ты... Рекса моего убили, сволочи!

Сильно хромая, он проковылял к мертвому псу,

присел на корточки и положил ладонь на его теплую еще голову.

— Где второй?—допытывался сержант.

Петя, наконец, нашел в себе силы посмотреть на диверсанта, вздрогнул, широко раскрыл глаза. Окровавленный шпион был как две капли воды похож на сына Евгения Петровича, и даже разбитые очки валялись неподалеку. Он протиснулся ближе к лежащему. Нет. Этого никак не могло быть. Никак. А блуждающий близорукий взгляд умирающего наконец упал на Петю.

— А... хр... баптист...—прохрипел он.—Баптист... ты... страшно... баптист... больно...

— Марк Евгеньевич!—вскрикнул Петя каким-то заячьим, пискливым голосом. — Марк Евгеньевич! Ма-а-арк Евге-е-еньевич!

Остолбеневший сержант и остальные пограничники так

и не поняли, отчего рядовой Скворцов испустил этот нечеловеческий крик, далеко разнесшийся по долине и, может быть, достигший самого Господа Бога, отчего он упал на колени над трупом диверсанта, а затем вскочил с земли, схватил за ствол свой автомат и принялся колотить прикладом своих боевых товарищей, метя в головы и в челюсти. Ловкий удар ребром ладони, полученный от сержанта, мигом свалил Петю на землю, а вскоре его, спеленутого по рукам и ногам, с кляпом во рту, отвезли вместе с трупом шпиона в больницу районного городка. Там их пути разошлись: тело отправили в морг дожидаться судебно-медицинской экспертизы, а истошно вопящему Скворцову вкатили основательный укол и определили его в отдельную палату.

— Реактивный психоз,—пояснил доктор ефрейтору Романенко,—вот до чего эта религия доводит.

1978—1984