Младший сын князя. Том 4
Шрифт:
Весь род Рязанских никогда не жаловал показушность в плане богатств, ставя практичность на первое место. К сожалению же для Гиневарда, в столице её требовалось показывать, чтобы внушать уважение не только за счёт силы и не выглядеть как «варвары», пришедшие из глубинки огромной страны.
Только дома он мог позволить себе расслабиться и жить в более комфортной для себя обстановке. В данном случае Гиневард сидел за рассчитанным на двух человек столом, с обычными, даже не серебряными столовыми приборами, и ел поданное на ужин ассорти из
Особенно его в такие моменты радовало, что в комнате ничего не блестело и не бросалось в глаза. Ничего лишнего, только то, что необходимо.
Правда, сейчас он думал не об этом, а о прошедшем бое с младшим сыном рода Львовых. С человеком, который с первой их встречи стал для него ходячей загадкой, и чей потенциал он не мог оценить в полной мере.
Пусть Гиневард не был знаком со всеми представителями Львовых, но глупо будет отрицать — Евгений выделялся на их фоне своей удивительной открытостью. Он не скрывал своих намерений, и его можно было читать как открытую книгу. Но при этом он не создавал образ простака — считать его таким стало бы ошибкой.
Возможно, он и был открыт, но как бы это противоречиво ни звучало, показывал лишь то, что сам хотел показать. Читать такого человека было сложно, и порой он выдавал очень необычные реакции на события. Не те, что прогнозировал Гиневард, а ведь он считал, что в чтении людей он как раз хорош.
Возможно, всё это потому, что Евгений жил вдали от аристократического общества? Как один из вариантов. Если живёшь вдали от интриг и козней вокруг себя, то разве сможешь сам научиться хитрости? Маловероятно. С другой же стороны, быть может, он решил пойти по стопам своего отца?
Этот вариант виделся Гиневарду куда логичнее. Князь Дмитрий Алексеевич Львов имел довольно тяжёлый характер как раз из-за этой черты. Он либо молчал, либо прямо говорил, что думает о том или ином человеке. Причём мог это делать по праву силы, с которой приходилось считаться.
Подобное очень сильно выделяло его на политической арене. Те, кто шёл к Львову с целью заключить союз, могли быть уверены, что хитрить он не станет и ему можно будет твёрдо доверять, по крайней мере, в рамках заключённого договора точно. На фоне остальных аристократов это выглядело перспективным вариантом.
Другое дело, что князь дураком не был и попытки хитрить ему в ответ жёстко пресекал. Вплоть до той степени, что мог объявить войну всему роду, который вдруг захотел использовать Львовых без их ведома.
Частично из-за этого у Львовых появилось такое сильное влияние и такое количество противников, пытающихся снизить мощь рода. Особенно попытками устранить потомков князя, в том числе нарушая многие негласные запреты, за которыми следил сам правящий род.
Будто они не понимают, что терпение у Его Императорского Величества не безгранично, и в один момент они могут исчезнуть. Несчастный случай может случиться с каждым.
— Молодой господин? — вырвал его из мыслей пожилой дворецкий, который
— Да, Вильям? — обратился к нему Гиневард.
— Всё в порядке? Вы к еде почти не прикоснулись, — взглядом указал он на чуть больше чем наполовину полную тарелку овощей.
— Просто задумался, — коротко ответил Гиневард.
— О княжиче Евгении? — догадался Вильям.
— О нём, Вильям. Я впервые встречаю человека, который одновременно похож и не похож на себя, — Гиневард с неизменным выражением лица посмотрел на дворецкого. — Тебе ведь тоже не показалось?
— Сложно сказать, — покачал головой Вильям. — Я за ним не следил, но он не похож на юношу, что вырос в теплице, как нам докладывали до этого шпионы.
— Почему ты так решил? — поинтересовался Гиневард.
— Рыбак рыбака видит издалека, — ответил поговоркой слуга, слегка пожав плечами. Такую вольность дворецкий мог себе позволить, благо служил роду Рязанских очень много десятилетий, и был подле молодого господина с его рождения. — Не могу сказать этого прямо, у меня нет доказательств, это невозможно уловить глазами, но внутреннее чувство твердит, что он каждую секунду анализировал обстановку вокруг себя.
— Вот как… — только и сказал Гиневард, задумавшись о своём.
— В таком возрасте даже во время боя, когда все чувства обострены до максимума, очень тяжело осознавать всё происходящее вокруг. Он же делал это неосознанно.
— Такого даже я не умею… — задумчиво произнёс Гиневард.
— Либо это у княжича Евгения наследственное, либо он постоянно бывал в горячих точках, где нельзя расслабиться ни на секунду. Если бы не возраст, я поставил бы на второе. Либо мы чего-то не знаем о его подготовке в роду.
— Думаешь? — спросил парень.
— Вполне возможно, что всё, что нам доносили, было лишь внешней маскировкой более глубокой подготовки. Вы же сами знаете, что глава рода Львовых очень опасный противник, и он мог придумать и не такое.
Игнорировать слова Вильяма Гиневард не мог. Он не знал точных пределов сил своего тайного защитника, которого ему выделили ещё с момента рождения, но он был магом не меньше восьмого круга.
Количество сражений, в которых он бывал, может доходить до нескольких тысяч. Так что да, часто внутренние ощущения говорят больше, чем можно увидеть или услышать.
Ко всему прочему, долгое время Вильям был его наставником, и единственным среди слуг, которому Гиневард позволял вольное общение. Так что сомнений в правоте своего слуги у него не оставалось. Он никогда не скрывал своего мнения и говорил с ним начистоту, даже если правда ему была неприятна.
— Спасибо. Ты дал богатую пищу для размышлений, — уважительно произнёс Гиневард.
— А ещё я приготовил материальную пищу. Ешьте, господин, не обижайте старика, — с теплотой ответил дворецкий и скрылся из виду, как часто это делал.