Млечный Путь №2 (5) 2013
Шрифт:
И теперь Степа представлялся Марине человеком кристальной честности – он как будто был создан из прозрачного кристалла. Он не только не умел врать и воровать, казалось, у него и мысли дурной никогда не было. Как же его не любить, такого цукатного?
Над городом висел сумрачный ноябрь. Евгения Георгиевна по-прежнему добивалась ветеранской надбавки к пенсии. Теперь она ползла из Пенсионного Фонда по направлению к дому, зализывать раны. Уже завидела очертания подъезда, последние усилия, и можно лечь и плакать в подушку, обнимая теплую живую псинку-овечку по прозвищу Метель. Марина
– Что с вами, Евгения Георгиевна?
– Остатки жизни забирают. Четыре часа просидела в очереди, для того чтобы мне опять нахамили и прогнали! Не хочу, чтобы им светило солнце! Да будь они прокляты! Да не видят они белого света! Да обрушатся на них их канцелярские папки!
Марина и ее жених поохали, покачали головами, но видно было, что не расслышали, не поняли… Где им – здоровые, беззаботные. Только Метелька все понимает…
– А мы идем подавать заявление. Женимся, – похвасталась соседка.
Обитательница морфем подняла взгляд на парочку. Быть может из-за того, что она неотчетливо видела, картинка представлялась вполне фантастической. Нарядные и веселые жених и невеста. Парочка угодила в этот голый, хмурый и холодный двор как будто из финала детской сказки. Старушка покачала головой.
– Непростое это дело. Заранее сделайте по две ксерокопии с каждого документа. Со всех страничек, даже пустых. Иногда очень трудно найти копировальный аппарат, и из-за этого все срывается. Поздравлять рано…
И Евгения Георгиевна ушла.
Глядя вслед старушке, жених в недоумении спросил:
– Кто это? Она в своем уме?
– Это моя соседка, она экспрессивна, очень. Потому что профессор литературы! Она на войне была, ей почти девяносто лет. И до сих пор у нее голова была совершенно ясная… – объяснила невеста.
Заветный кабинет, где пишутся акты гражданского состояния, то есть вершатся человеческие судьбы, оказался обшарпанным, со старой канцелярской мебелью, хранящей безобразие прошлого, и даже позапрошлого, а может быть, и позапозапрошлого веков. Довершала безобразие картина в золотой раме. Но сюжет был милый, домашний – покосившаяся избушка. А за столом восседала Милочка, ну, Милок, столоначальница леопардовой масти.
Жених с невестой подали ей документы, Милок взяла и стала выкладывать их наподобие пасьянса.
– Заявление, паспорт, паспорт, анкета, анкета… – бормотала она, – ага, вот тут в анкете вы указали, что были замужем за господином Лукьяном Малинкиным. А где свидетельство о разводе?
Свидетельства, действительно, не было. У Марины вообще этого свидетельства не было. Лукьян сразу же после развода растоптал документ, чтобы продемонстрировать, что Марина во всем виновата. Невеста объяснила, что на ее бывшего мужа находили такие настроения, когда он не мог управлять собой и что-нибудь топтал, или рвал, или бил, или метал… Милок нисколько ей не посочувствовала, вместо этого велела восстановить документ. Невеста залепетала о своем паспорте, где стояла печать о разводе с Лукьяном Малинкиным. Столоначальница не услышала. Невеста подбежала к ее столу, нарушила ее пасьянс, выхватив свой паспорт, и ткнула пальцем в нужную страничку.
– Вот печать о моем разводе с Лукьяном Малинкиным! Посмотрите, пожалуйста! Вот же, вот она!
Милок, вместо того, чтобы смотреть в нужное место, уперлась взглядом в самое Марину. Поиспепеляла, а потом со значением произнесла, фактурно выплевывая каждое слово:
– Я вижу. Не слепая. Не положено! – И садистки улыбнулась.
Жених заметил, что получается нелогично. Ясно же, что люди развелись, раз стоит печать в паспорте. Так зачем же лишняя бумажная волокита?
Милок рассердилась на жениха и саданула дланью по столу.
– Я вам сказала – не положено!
Невеста затрепетала от ужаса. Ей представилось, что Милок так рассердилась, что не простит и не распишет их никогда.
– А где можно восстановить документ? – робко осведомилась она.
– В каком году разводились? – Милок смягчилась.
Марина проинформировала столоначальницу дрожащим голосом, так как боялась ошибиться с перепугу, что было это десять лет назад, в две тысячи первом. Милок милостиво разъяснила, что восстановить документ можно только в том ЗАГСе, к которому Марина принадлежала в том далеком году, и где, собственно, разводилась…
– Это там, где памятник стоит? – обрадовалась невеста.
– Кому памятник? – насупилась Милочка.
– Не знаю… – призналась невеста.
– А я знаю? – взревела Милочка.
– Во народ тупой! – обратилась она за сочувствием к Любаше, сидевшей за соседним столом за вязанием. Та лишь сочувственно вздохнула.
Столоначальница решительным жестом отодвинула от себя заявление и весь ворох документов, смешав свой собственный пасьянс. И провозгласила:
– Следующий!
Невеста стала собирать свои документы с начальственного стола, но они не слушались. Они, оживленно шурша, вырывались из Марининых рук… Некоторые попадали под стол. Жених стал помогать, наклонился поднять, но и от него они увертывались, лезли в щели… Приложив некоторые усилия, Степа все же собрал их…
Изгнанные невеста и жених топтались на тротуаре за дверями ЗАГСа. Они ощущали некоторую растерянность, чувствовали себя негодными женихом и невестой… Но, поразмыслив, пошли к машине. В конце концов, нужно всего лишь съездить за бумажкой в другой ЗАГС. Один лишний хлопотный день, ерунда. Они вернутся сюда завтра – и подадут заявление на осуществление грезы.
Марина помнила, где она оформляла развод с Луком. Казенное здание, бесконечно огромное, ЗАГС по месту прописки, в который почему-то нужно было добираться через центр на метро, или на автобусах с пересадкой. Она решила заехать туда завтра, после своей экскурсии по центру.
Была только середина дня, но уже стемнело. Почти все фонари на нужной улице оказались разбиты. Марина хорошо помнила громаду памятника, ощеренного оружием, и искала эту громаду. Дуло и мело. Вот он, родной. Темный силуэт, ощетинившийся штыками. Посреди пустыря.
Марина двинулась по шатким мосткам вглубь пустыря, пытаясь разглядеть – мерещится ей или, действительно, здесь пустырь и огромного здания нет на месте. Мостки были настолько шатучие, что двигаться пришлось, балансируя руками.