Млечный Путь №2 (5) 2013
Шрифт:
Он улыбался, потому что знал всю ее судьбу наперед. Она же улыбалась, потому что улыбалась всегда, потому что жизнь прекрасна и ее кормушка полна. Она не знала своей судьбы и даже не догадывалась.
Каждый день он приносил ей размоченный хлеб и остатки от обеда. Она быстро прибавляла в весе, и он радовался этому, ласково поглаживая ее по спине.
Появление поросенка на ферме он объяснил жене желанием на Рождество вместо традиционного гуся отведать свинины. Говорят, что в Европе это становится модным. Жена Уоллеса не возражала. Она любила
Их брак подходил к концу. Когда-то они любили друг друга и не могли жить один без другого. Но время точит не только камни, оно точит и ножи, которыми затем обрезает пуповины человеческих привязанностей.
Они уже год почти не общались, хотя спали в одной постели. Нам не известно, чем они там занимались или не занимались. Бог не послал им детей, вероятно, предугадав судьбу этого союза.
Как и большинство женщин в подобной ситуации, она была склонна считать, что у нее появилась более удачливая соперница, и приписывала все мужской неверности. Ей не хватало ума и проницательности увидеть основную причину в себе. Выйдя замуж, она решила, что достигла всего в этой жизни, и ей нечего больше желать. Она просто остановилась в своем развитии, и стоит ли удивляться, что Уоллес, натура творческая и ищущая, не терпящая однообразия, в конце концов, взбунтовался.
Уоллес предложил жене развестись. Она отказалась. В ее глазах читалась такая решимость, что Уоллес сразу отступился и больше с таким предложением не подступал. Конечно, ей не нравилась их жизнь, но при одной только мысли, что ей предстоит рассказывать подругам о разводе, ее охватывал ужас. О том, что ждет ее после развода, ей и думать не хотелось.
А поросенок тем временем рос, и его улыбка становилась все шире и шире. Он быстро развивался и требовал все больше размоченного хлеба и внимания.
Ни у одной хавроньи в мире не было такого заботливого хозяина, как у свиньи Уоллеса. Он продолжал ухаживать за ней и проводил в свинарнике куда больше времени, чем с собственной супругой.
Давно замечено, что общение с животными смягчает характер человека, он становится терпимее к своим ближним. Что-то в этом духе произошло и с Уоллесом. Даже его жена отметила некоторые перемены в лучшую сторону. Это дало ей, увы, несбыточную надежду.
Приближалось Рождество. Как-то в лавке продавец взял Уоллеса за рукав и доверительным шепотом сказал:
– Почему вы не берете гуся? Через три дня он подорожает.
Уоллес объяснил лавочнику, что собирается на Рождество навестить свою маму, а она уже обзавелась гусем. В глубине души он поблагодарил лавочника за этот вопрос.
Накануне праздника Уоллес наточил самый длинный нож, надел прорезиненный фартук и позвал жену.
– Пойдем, поможешь мне.
Жена, изнывающая от безделья, последовала за ним. Они вошли в загон для свиньи. Ничего не подозревающая свинка оптимистично помахивала хвостиком и хрюкала, пока не получила здоровенный ломоть хлеба. Она все еще находилась в неведении насчет своей судьбы.
– Держи ее за голову и отведи в сторону уши, – распорядился Уоллес. – Вот так. Шею оставь открытой.
Жена послушно выполнила его команды. Она тоже была в неведении насчет своей судьбы.
Точным движением руки Уоллес всадил нож в шею. Свинья истерично завизжала. На ее пятачок хлынуло что-то теплое, вязкое и необычайно вкусное. Уоллес, он знал все о судьбе свиньи и о судьбе жены.
Он спрятал нож в пластиковый пакет, пожелав своей любимице приятного аппетита. Как и планировал, он отправился на Рождество к своей престарелой матери, мирно доживавшей свой век в Эдвардсе. По пути туда он утопил нож в придорожной канаве.
Вернувшись через пять дней он застал в свинарнике жуткую картину: обглоданные кости, клочки одежды вперемешку с кусками мяса, свинья с выпученными от обжорства глазами и жуткая вонь.
Он позвонил в полицию.
Через месяц, приняв все полагающиеся ему соболезнования, он вызвал ветеринара, и тот усыпил свинью. А спустя еще какое-то время Уоллес переехал к матери, оставив свою ферму в полном запустении.
Лукас Т. Фоули
Шейдисайд
Перевод с английского: Татьяна Адаменко
«Дорогой мистер Бертрам! Ваше терпение, доброта и мудрость были мне неоценимой поддержкой долгие годы. Простите, что никогда прежде я не рассказывала Вам о Шейдисайде: поверьте, я пыталась, я чувствовала, что своим молчанием предаю нашу дружбу, но каждый раз слова замирали у меня на языке. Теперь я знаю, что, когда Вы вернетесь, Вы уже не застанете меня в живых… а Молли отдаст это письмо миссис Бертрам.
Прежде всего, мистер Бертрам, – раз уж я решилась исповедаться хотя бы на бумаге – начну с самой несущественной тайны своего прошлого. Я родилась в семье обычного парикмахера, в моих жилах нет ни капли благородной крови. Единственным, кто знал до этого правду, был мой муж, да упокоит Господь его нежную и любящую душу.
Свое воспитание и образование я начала в Шейдисайде, и я благодарна; хотя может ли один и тот же дом быть проклятым и благословенным одновременно? И пусть я, вспоминая собственную историю, могу сказать, что мне посчастливилось; а кое-кто сказал бы, что разговор о страданиях в моем случае отдает кокетством, – но я убедилась, что даже время не в состоянии зарубцевать душевные раны полностью. Пятьдесят лет спустя я вижу Шейдисайд-холл глазами своей памяти так же ясно, как видела его в первый раз, пятнадцатилетней несмышленой горничной.
Но лучше я вернусь к самому началу моей истории, к тем причинам, что привели меня на ярмарку прислуги. Они просты. Мой отец скончался от гнилой горячки, когда мне было четырнадцать лет. Моя нежная хрупкая матушка умерла, не прожив и года после смерти мужа. Попытки заработать на жизнь шитьем подорвали ее здоровье, но истинной причиной, я уверена, была тоска по моему отцу.
После похорон у меня осталось всего три шиллинга шесть пенсов, и работа горничной была моей единственной надеждой прокормить себя честным трудом.