Мне больно, Олег!
Шрифт:
Я сделала шаг назад и подражая Сане, не повернувшись к Олегу спиной, осмотрела комнату, куда он меня привел.
Бетонные стены, нарочито грубо измазанные кое-где штукатуркой.
Серо-черная плитка на полу.
Вмурованные в стены кольца и цепи.
Я ожидала такое увидеть после того, что было в клубе.
Но не ожидала, что тут вообще не будет кровати. Ведь БДСМ это про секс, правда? Правда?
И не ожидала странной деревянной конструкции, которую я даже не смогла понять. Большое отверстие в доске для головы. Маленькие для рук. Скамья. Еще какие-то перекладины, палки, противовесы, цепи… Даже присмотревшись, я не улавливала, как ею пользуются.
И все это было освещено яркими лампами, направленными именно на эту конструкцию, оставляя во тьме все остальное помещение.
– Ты понимаешь, что это за место?
Я вздрогнула. Пока я гадала и прикидывала, как можно разместить человека среди этих переплетений, Олег приблизился вплотную. Холодок пробежал по спине.
– Понимаю, – кивнула я, потирая браслет на запястье, мигающий успокаивающим зеленым огоньком. Если б я знала, что этот зеленый огонек не про спокойствие!
– Понимала, когда шла?
– Нет.
– Так уходи. Я провожу.
– Не хочу! – Я развернулась к нему, оставшись вплотную и почему-то уцепилась пальцами за ворот рубашки, словно боялась быть унесенной ветром. – Хочу… с тобой. Я… могла бы.
– Что ты могла бы?
Он не трогал меня, не убирал мои руки. Так и стоял, глядя огненными глазами своими сверху вниз и ничуть не помогая.
– Могла бы… подчиняться. Или что вы тут делаете?
Я тряхнула головой.
– Ксюша… Что мы тут делаем? – В голосе Олега мелькнуло веселье.
– Ну… – я сглотнула. – Трахаетесь. Я могла бы говорить тебе «Хозяин» или как там правильно. Я…
– Нет.
Руки Олега легли на мои вцепившиеся в него пальцы и слегка сжали. Совсем слегка. Просто под таким углом, что я взвыла от какой-то пронзительной нервной боли! И отскочила от него сама, рефлекторно.
Пульсирующая боль мигнула пару раз и сгинула, как не было. Это что он сделал?!
Я подняла потрясенный взгляд на Олега и увидела, как изменился его взгляд.
Теперь вместо равнодушия в нем был прежний огонь. Только очень голодный.
– Я, Ксюша, не люблю, когда меня называют Хозяин. Или Господин. Я сразу тебе это сказал. Я плохой хозяин.
– А что ты любишь? – Спросила я пересохшими губами, примагниченная к его глазам, в которых бушевало что-то темное.
– Я люблю причинять боль. Женщинам.
– Как… Как ты делал, когда мы… в машине? Волосы и вот это все?.. – С надеждой спросила я, уже понимая, что нет.
Он даже не ответил.
Просто сделал шаг ко мне с такой угрозой, что я ойкнула и отскочила. Мое тело сделало это само, какими-то неведомыми путями поняв, что сейчас ему снова будет больно.
– Вот именно, – кивнул Олег. – Мне нравится настоящая боль. А ты боишься даже эти крохи.
Я погладила костяшки пальцев, переживая воспоминание о том, что он сделал.
Он мне нравился. Правда. Чем-то этим мужским неуловимым, своей силой, своей властью.
Но зачатки того чувства, что он мог бы вызвать, сейчас таяли как снег весной.
Ну и хорошо.
– Я поняла, – сказала я, опустив глаза. – Правда поняла, Олег. Но ведь там, в машине, ты обошелся без этого?
Холодный смешок. Шаг вперед, и мне пришлось сделать усилие, чтобы не отскочить от него. Рука провела по моей щеке, пальцы приподняли подбородок, заставляя взглянуть в глаза:
– Ты просто пришла за сексом, маленькая глупая девочка?
Если честно, я…
В конце концов, мне неважно, что там будет нравиться отцу моего ребенка. Лишь бы по наследству не передавалось.
– Ты мне понравился… – мои слезы были почти настоящие. – Очень, правда.
Я потянулась к его ширинке и положила ладонь на горячую выпуклость под брюками.
Ого, как он дернулся, а дыхание Олега еле слышно изменилось.
– Твое упорство заслуживает награды, – голос Олега тоже изменился. Пальцы легли на мою челюсть и чуть резковато нажали так, что рот приоткрылся, а большой палец тут же проник между губ. – Или наказания.
Олег-4
Черт, не знаю, чего во мне сейчас больше: голода по боли, разгоревшегося несмотря на то, что еще вчера я был сыт. Или желания таки отыметь в рот эту королеву выпускного, как мечтал бы каждый. Грубо, жестко, не заботясь о ее удобстве, да. Но все-таки просто отыметь. Без садистских практик, без темной волны боли в ее глазах.
Хорошо бы показать глупенькой дурочке, о чем она просит. И что-то внутри аж подрагивает от желания увидеть, как она дергается под плетью, услышать, как нервно дышит, когда в кожу входят иглы. К тому же это будет лучшим средством, чтобы отпугнуть Ксюшу от клуба… и от меня.
Но у этого плана два недостатка.
Во-первых, я все же хочу отыметь выпускницу в белом платьице и кончить ей на лицо.
Во-вторых, она все равно не поймет прелести боли. Она нормальная девчонка. Чуток ебанутая вместе со своей матерью, но кто в ее возрасте не был ебанутым? Может, и правда влюбилась, кто этих едва совершеннолетних сосок знает? Мне от этого никакого кайфа, если она будет визжать и бояться не в удовольствие себе, а потому что ей и правда больно и страшно.
Не знаю, что это за сдвиг в мозгах у тех, кому доставляет кайф боль, и мне не особо интересно. Мне просто нравится, что они есть. И то, что я детства давил в себе, когда меня учили быть добрым и милосердным и не мучить собачек, можно выпустить наружу.
Можно щипать, стискивать, резать, пронзать, бить, жалить, нажимать на болевые точки. И видеть, как вспыхивает боль в глазах, а следом восторг. Чувствовать сладкий привкус на языке от мучений человека. И знать, что человеку это нравится не меньше.
Мы извращенцы, я согласен. Но мы находим друг друга и не мешаем остальным жить.
Девчонка явно ванильненькая как капучино со взбитыми сливками и карамельным сиропом. Я же люблю крепкие коктейли с перцем.
Договориться с самим собой гораздо легче, чем с другими. Когда она выжидательно кладет ладонь на мою ширинку и смотрит умоляющим взглядом, у меня в башке все плывет. Белое платьице, оленьи глазки, губы такие пухлые, что едва смыкаются, оставляя ромбовидный зазор, словно специально для соломинки молочного коктейля с вишенкой.