Мне из Кремля пишут
Шрифт:
Однако, позвольте, а что такое персональное доверие президента, которое изобрел, оказывается ещё Путин, чем он на этих днях похвастался, как об изобретении колеса? Это же как догмат о непогрешимости папы. Но, во-первых, догмат всё-таки относился только к делам церкви и вопросам нравственности. Во-вторых, сей догмат давно отменён. А у нас вдруг возродился. Да в каком виде! Речь идёт о доверии или недоверии не к какой-то черте личности или стороне её деятельности, а о личности в целом, во всём охвате, со всеми потрохами. Не стоим ли мы на пороге святой инквизиции?
«20 сентября, — продолжает Ю.Белов, — С.Кургинян, выступая в передаче «Момент истины», в сванидзе-млечинской манере характеризовал КПРФ и её лидера. Всё стало на свои места». Вот оно — самое главное! — ещё и Зюганова любить обязательно.
Подобно тому, как Ельцин сначала хмельным бездействием, а потом пьяным дуроломством устроил войну с Чечней, а Путин и Медведев трусливым молчанием даже после Косово спровоцировали нападение Грузии на Южную Осетию, так и Зюганов учинил погромы Московского, Ленинградского и Красноярского обкомов. Так за что его пестовать?
Ещё в 2002 году в еженедельнике «Патриот» я любовно предлагал тов. Зюганову, пережившему трех президентов и дюжину премьеров, отдохнуть, уступить место в партии кому-то из тех, кто помоложе, энергичней, с более острым политическим чутьём, а самому сосредоточиться на работе в Думе.
«Кургинян пошёл к Сванидзе, чтобы нажить капитал доверия у советских людей. Он осознал, что советское прошлое стало занимать господствующее положение в массовом сознании. И сделал соответствующие выводы».
Словом, ловкач и делец. А Ю.Белову требуется, чтобы человек и советскую историю защищал, и товарища Зюганова во всех его четырех ипостасях нахваливал, как Ц.О., порой публикующий пяток его портретов в одном номере.
Когда дошла очередь до меня, я, обращаясь к председателю суда Сванидзе, сказал:
— Ваше степенство, последний раз мне довелось выступать по телевидению 4 января 1966 года, сорок пять лет тому назад. Это была передача из Ленинграда, которую вел академик Лихачёв, тогда ещё не академик, а участвовали писатели Москвы и Ленинграда — Владимир Солоухин, Олег Волков, Вячеслав Иванов, ныне академик, Лев Успенский, В.Бахтин и другие. Не соблаговолите ли вы учесть это достопечальное обстоятельство и дать мне времени побольше?
— Нет! — отрезал судия.
А если бы он знал, что это была за передача, то вообще слова не дал бы. Она называлась «В защиту русской культуры». Солоухин и Успенский говорили о засорении нашего языка иностранщиной, нелепыми неологизмами да аббревиатурами, которые, впрочем, имеют давние корни в религиозной литературе, где пишут: с.в.м. — святой великомученик, х.в. — Христос воскрес, б.м. — Божья матерь… Да и РПЦ тут же. Волков призывал вернуть в концертные залы Бортнянского и других авторов духовной музыки. Сам Лихачев — о вкладе в русскую культуру нерусских авторов. А я — о многочисленных и часто антиисторических переименованиях городов, улиц, площадей. Незадолго перед этим в «Литгазете» была напечатана моя статья на эту тему — «Кому мешал Теплый переулок?», и меня завалили письмами со всех концов страны. Авторы решительно требовали вернуть прежние имена Нижнему Новгороду, Твери, Самаре, Сталинграду… Сейчас я читал выдержки из писем, и, видимо, это было особенно сотрясательно. Н.Месяцев, тогдашний председатель Комитета по радиовещанию и телевидению (недавно он отметил 90-летие) позвонил из Москвы и потребовал под любым предлогом прекратить передачу. Работники студии не дрогнули, и передача успешно дошла до конца, за что некоторые из них во главе с директором студии Фирсовым несколько пострадали. Правда, уже после того, как известный оборотень А.Яковлев, обитавший тогда в Отделе пропаганды, представил докладную записку в Политбюро, в которой передача была изображена как идеологическая диверсия.
Сейчас я подумал: так же, как Яковлев, поступил бы и этот эфирный оборотень Млечин. А он как раз в этот момент встаёт и заявляет: «Бушин действует мне на нервы. Я его не люблю. И контактировать с ним не желаю!» Кургинян вспылил. Обрушил на сепаратиста гневную речь и вышел из студии. Ну, действительно! Ведь условились же, и вроде было извинение, и вдруг…
А в чём дело-то? А в том, говорит кефирный сапара-тист,
Кургинян вернулся. В тему «Советский человек» мне надо было уложиться за 30 секунд. А я хотел начать с того, что, как вольный художник, не люблю мудрые термины и философские конструкции, а предпочитаю образы, символы. И предложил бы для понимания вопроса сопоставить два символа павильонов нашей страны на Всемирной выставке 1937 года в Париже и на Всемирной выставке в Шанхае, которая сейчас. Тогда — гениальная скульптура «Рабочий и колхозника» Веры Мухиной, завоевавшая гран-при, сейчас — Незнайка, комический персонаж детского писателя Николая Носова — мальчишка, не желающий ничего знать, не желающий учиться и постоянно попадающий впросак, иногда смешно, иногда не шибко. Оба символы до чрезвычайности правдивы и выразительны для России разных эпох.
Там — символ советского человека, всего народа, вдохновленного идеей социализма, устремленного вперед, народа сильного и гордого своей страной. Здесь — комический шалопай, который не хочет учиться даже тому, что было совсем недавно у него на глазах. Восстановление? Развитие? Индустриализация? «А что это? Нет, не желаю. Лучше мы запузырим модернизацию развалин».
Китайцы и иностранные посетители нашего павильона недоумевали: что за Незнайка? Зачем он? Какого ветром его сюда занесло? А предложил этот символ, конечно же, кто-то из самого кремлёвского поднебесья. Выставка-то Всемирная! И не иначе, как советовались в Академии Наук. Если так, то я подозреваю, что посоветовал именно академик Пивоваров. Кто же ещё! Яковлев и Солженицын преставились… Правда, когда на выставку явился президент Медведев он дотумкал, что надо убрать Незнайку. Убрали. Но запах остался. А символа теперь и нет.
Что больше всего поражало в действе, так это замшелость, убогость, затрёпанность доводов кефирных аристократов. Это сквозило даже в том, как Млечин объявлял своих ораторов. Один из них — академик, другой — народный артист. И каждый раз Млечин подчёркивал это. Да кто придаёт значение этим званиям после того, как академиком стал Яковлев, а народным артистом — Якубович?
А имена! А факты! Всё то же вранье о Великой Отечественной, о Сталине, Горьком, Павлике Морозове… Сванидзе сказал: «Не за советскую власть воевал народ! Замечательный поэт Константин Симонов в замечательном стихотворении о войне замечательно писал:
Если дорог тебе твой дом… За родной дом воевал народ!»Дальше оратор цитировать не решился, дальше он выговорить не может. А там так:
… дом, Где ты русским выкормлен был…Каким ещё русским?
Конечно, мы воевали за небольшой родной дом, который стоял в большом Доме Советской России, в СССР, и каждый понимал, что если рухнет большой Дом, то не устоять и дому, «где ты в люльке, качаясь, плыл» и вырос советским русским человеком. Другой России, кроме советской, не существовало. Её мы и защищали. Оторвать мой дом от России да ещё противопоставить их может только шельмец с самой грязной целью.