Мне отмщение
Шрифт:
Про это тоже все знали. Раэты испытывали страх – но и уважение. Вообще в раэтском обществе ценилась сила. А Морган проявил ее очень разносторонне.
Как и задумали Морган с Райвеном, все сочли, будто Райвен, владетель Оккинсета, отправился участвовать в междоусобной борьбе за трон. Райвен давно хотел либо стать князем самому, либо посадить на трон того, кто будет слушать его. Ни для кого не было секретом, почему - месть и желание изменить судьбу своего рода. Потому что только князь может расторгать брак, как свой, так и любого из своих подданных. Только князь может изменять законы.
Райвен имел всё, о чем только может мечтать любой свободный раэт: власть, богатство, обширные земли, рабов
Развод среди раэтской аристократии был невозможен – разве что по воле великого князя. Райвен попытался добиться этого, но старый князь отказал наотрез: Пиниэта была его племянницей. Пришлось Райвену смириться. А главное – теперь и речи не могло быть о том, чтобы Пиниэта снова стала матерью… даже если откинуть то, что она безумна и мало ли, что будет с ребенком – она все равно больше не могла иметь детей. В приступе безумия несчастная искалечила себя непоправимо.
Для раэта – страшный позор иметь ущербную жену. Истинный раэт должен быть совершенным и безупречным. Но для безумцев все же был выход. И Райвен к нему прибегнул: жена стала жрицей Майринты, Богини Воронов. Жрицы богини почти всегда были безумны. К тому же у Пиниэты случались просветления, и тогда она вполне внятно излагала волю богини. Ее пророчества сбывались, и скоро слава и почет снова вернулись к ней, но уже в другом качестве. Безумная жрица-отшельница – это уже достоинство семьи, а не позор. Авторитет Райвена поднялся еще выше, но сам он задумался: а сколько таких жриц в высоких домах Раэтаны приняли это посвящение вынужденно?
А потом был поход на земли южного Сайнда, когда-то принадлежавшие Раэтане. Осада Кьер-Кайна и плененная сайндская королева Авэлор. Райвен объявил ее личной пленницей. Он был милостив, и запросил всего лишь обычный выкуп – золотом по весу королевы. Сайнды не пожалели, собрали выкуп быстро, и Авэлор вернулась на родину. Но… спустя год тайные посланцы прибыли к замку Райвена и передали ему корзинку с младенцем. Райвен не удивился: Авэлор была обольстительно прекрасна, он не устоял перед ее чарами, вот и результат. Но только что делать с ребенком? Странно, что Авэлор не оставила его при себе, ведь для сайндов не существовало понятия законных или незаконных детей. Райвен развернул пеленки. В корзинке на белых шелках лежал красивый и чернявый мальчик, вылитый раэт. И Райвен было обрадовался: можно выдать ребенка за сына его наложницы, пусть и не законный, но и не совсем бастард… но тут младенец открыл глаза. Синие, как небо, сайндские очи. Ни у одного раэта таких не было. Райвен испытал безумное разочарование, чуть было не разбил головку ребенка о стену, но в последний миг спохватился. Какой ни есть, а все же сын. Пусть и полукровка.
Морган вырос в отцовском замке, получил должное воспитание, но сколько ни бился Райвен, князь не позволил объявить бастарда от сайнды наследником. Все, чего добился Райвен – разрешения признать Моргана свободным раэтом из рода Оккинсет. Делать военную карьеру Моргану пришлось с самого низа, но это не помешало ему пройти путь к генералу в кратчайший срок. Он беззастенчиво пользовался своим сайндским наследием – когда знал, что это сойдет с рук.
И вот теперь он стоит с армией под стенами Дариона – города-крепости,
Закат окрашивал белые купола ажурных башен Дариона в алый цвет. Солнце огнем стекало с крыш – сайнды крыли дома черепицей из белого непрозрачного стекла, разбить которое было очень непросто…
– Чужая красота, мин гара, – тысячник Терсан подошел тихо, но Морган почуял его еще на подъеме на холм. Ответил, не оборачиваясь:
– Скоро она станет нашей, мин катэй. Мы войдем в город завтра утром, после огненной ночи, – Морган снова погладил рукоять одного из своих мечей, Левого Близнеца. – Это ключ. Дальше Серединный Сайнд сам ляжет в наши руки. В мои руки. Я так решил.
– Значит, мин гара, ты одобряешь бомбардировку? – уточнил Терсан. Морган обернулся, и тысячник опустил голову, не выдержав яростного синего блеска его глаз.
– Да. Полагаюсь на твое мастерство. Центр города – те башни и стеклянные крыши – не должен пострадать. Я не хочу пировать в закопченных залах.
Терсен поклонился с улыбкой:
– Будет исполнено, мин гара.
И начался ад. Ночь расцветала огнем и смердела дымом, и белые стены Дариона окрашивались черным… Никто не спал ни в городе, ни в лагере осаждавших. Дарионцы пытались бороться с огнем, а раэты готовились к решающему штурму… которого не случилось. Еще не занялось солнце, как над воротами взметнулся белый флаг, и три высоких жрицы в голубых одеяниях и с распущенными волосами вынесли на золотом блюде ключ от города.
Морган смотрел на коленопреклоненных женщин и молчал. Его соратники пытались понять, о чем он думает, но это было пустой тратой сил: бесстрастное лицо не отражало ничего. А он просто рассматривал жриц и пытался представить себе, как должна бы выглядеть его мать. Он знал: у нее были золотые волосы и белая кожа, синие глаза… но это ведь обычно для сайндов. Вот и из этих трех две – златоволосые, третья с волосами цвета янтаря. И глаза у них голубые… нет, у той, что с янтарными волосами – зеленые. Сколько им лет – трудно понять. Сайнды живут очень долго и почти не стареют, как и раэты. Этим красавицам могло быть и по пятьдесят-семьдесят лет…
– Я ценю вашу… предусмотрительность, аста майнел кесенассэ, – сказал наконец Морган. Женщины едва заметно вздрогнули, а та, что с янтарными волосами, подняла голову и удивленно посмотрела на него. Не ожидала от раэта знания сайндиссы. Увидела его синие глаза и застыла, изумленная.
Он резким движением извлек из ножен Левый Близнец. Свистнул клинок перед лицом зеленоглазой, она отшатнулась. Две другие остались невозмутимы.
Подхваченный острием за фигурную головку ключ золотой молнией взмыл вверх, сорвался с клинка и исчез в предрассветной серости. Морган вложил меч в ножны, протянул руку и в его ладонь упал ключ.
– Это разумно. И в благодарность за это армия не будет грабить Дарион. Мы ограничимся выкупом.
И на это жрицы тоже никак не отреагировали, кроме всё той же, янтарноволосой и зеленоглазой. «Слишком молода», - понял Морган. Обратился к Терсану, Кемиру и другим тысячникам:
– Мин катэйе, как по-вашему, какой нам взять выкуп с этого города?
– Мин гара, как ты прикажешь, – поклонился Кемир. – Мы целиком полагаемся на твою щедрость.
– Итак… – Морган снова посмотрел на жриц. – Выкуп будет таким: двести сорок карвасов золота, четыреста восемьдесят карвасов серебра и триста крепких выносливых женщин для моих солдат. По пятьдесят карвасов золота и сто карвасов серебра, по одной красивой молодой женщине для каждого из моих тысячников. А для меня… по обычаям раэтов – то, что я сам захочу взять. Моим дворцом в Дарионе станет то здание с белыми стеклянными крышами, что видно отовсюду.