Мне тебя обещали

Резник Юлия

– Думаешь, ей угрожает опасность?

– Нам всем она угрожает, пока мы не разберемся, что здесь за дерьмо творится. Эрел, вон, и тот ничего не нашел. Значит, или профессионал извне работал, либо кто-то из наших. Предпочтительней, конечно, последнее. Менее опасно.

Егоров кивнул. Провел ладонями по волосам.

– Заявку отправлю. Но не думаю, что замена отыщется быстро.

Я кивнул. Хотя даже мысль о том, что совсем скоро нам с Майей придется попрощаться, скручивала меня изнутри. Эта такая тупая боль… Будто кто-то давно зажившую рану тревожит.

– Ну, хоть попробуем. А там будем смотреть, – пробормотал я, забираясь в кровать и закладывая руки

за голову.

– А сам-то ты, как спец, что думаешь? – поинтересовался Егоров, укладываясь напротив. Пружины скрипнули. – Мне Гаврилыч еще про первую скважину говорил, что там не будет дел. Всегда удивлялся, как он это чувствует… Лучше любого компьютера у мужика голова.

– Что я могу думать, Жор? Я же в своих выводах опираюсь на имеющиеся данные. Там все красиво нарисовали.

– Может интуиция тебе что подсказывает?

– Подсказывает! Что филькина грамота – эти все бумажки, – огрызнулся я. – Да что толку?

– Может, наверху решат начать все заново.

– Может. Но вряд ли.

– Почему так думаешь?

– Да потому что. Слишком дорогое это удовольствие. А у нас никаких доказательств нет.

– А ты здесь на что? Бери и ищи доказательства. Кто из нас гребаный геолог?

Егоров сердито засопел и перевернулся на бок, так что пружины скрипнули. Я хмыкнул. Уставился в потолок и лежал так, пока не впал в легкую дрему. И в этом полусне я будто наяву видел картинки из своего детства, как я хвостиком бродил за отцом, а он показывал мне породу, учил всему, что знал сам. И мне так интересно было, так захватывающе… не передать. Я чувствовал себя настоящим кладоискателем. И мне ни капельки не было скучно копаться в земле или разглядываться свою «добычу» под микроскопом. А потом мне снилась мама… Наш сад. Снилось, что она вновь меня обнимает, а я уже большой… и вроде как стыдно, что мамка тискает меня, как ребенка. Но от нее так по-родному пахло кремом «Балет» и еще чем-то сладким, возможно, духами, что я зажмурился на мгновение, прежде чем пробурчать свои обычные «ну, мам!» и, недовольно дернув плечами, отойти. Удивительно, как мы, молодые, не ценим то, что у нас есть. Сейчас бы я многое отдал, чтобы хотя бы еще разок обняться с ней… Мне дико их не хватало. Безумно… Так не должно быть… Не должны близкие уходить. Не должны нас покидать в принципе. А уж тем более все в один день.

В какой-то миг мой сон изменился. Возвращая меня в тот наш последний день… Мне снилось, как я возвращался с речки, когда увидел дым… Я как раз проводил домой Милку Лебедеву, девушку, с которой встречался в то лето, и мое настроение было заметно приподнятым. Когда темноту окрасили багряные языки пламени, я сразу понял, что где-то пожар. Уж слишком ярко полыхало. Но далеко не сразу до меня дошло, что это горит наш дом. А вот сердце кольнуло… Я прибавил ходу, а потом вообще побежал.

Во сне я снова слышал рев пожарных сирен, видел блики, которые отбрасывала мигалка… Вновь чувствовал, как меня слепят языки пламени, и как едкий дым выжигает глаза. А еще я чувствовал руки, сильные руки, которые удерживали меня от того, чтобы кинуться в объятый пламенем дом. Руки Михи… И как он орал мне что-то, как доказывал. Но я не слышал его. И только видел, как шевелятся его губы на отчего-то черном лице. Потом я понял, что это была копоть… В отличие от меня, Миха был рядом и пытался помочь…

Я вынырнул из сна, как из болота. Рывком сел на узкой кровати. С хрипом, будто опять задыхался, втянул воздух. Мне и сейчас в нем чудилась гарь… И я захлебывался этой копотью. Я её пил.

В окно тихонько постучали. Я, наконец, понял, что

меня разбудило. Этот тихонький стук… Стараясь действовать бесшумно, я приподнялся на локтях и выглянул в окно, за которым меня поджидал Саша. Сердце в груди сжалось. Я же понимал, что он не станет просто так рисковать и приходить ко мне посреди ночи, когда нас мог кто угодно увидеть. Я взмахнул рукой, давая понять, что сейчас выйду. О том, чтобы одеться потеплей, речи не было. Я боялся разбудить Егорова. Так что вышел, в чем был. Лишь куртку в последний момент снял с крючка. Дверь скрипнула. Я замер, вслушиваясь – не проснулся ли Жорка. Не то чтобы я его в чем-то подозревал. Просто сам не хотел светиться. Даже понимая, что он на нашей стороне. Это было опасно.

– Что такое? – шепнул я, когда, обойдя вагончик, увидел Сашу.

– Тимур нарыл нечто занятное. Тебе это может быть интересно. А еще мне поручено кое-что уточнить.

– Уточняй. Или… нет, погоди. Давай, наверное, с интересного начнем…

– Им удалось выйти на одного дедка, который в этих краях трудился еще при царе Горохе. Ты знал, что разведка здесь велась еще в восьмидесятых?

– Нет…

– А она велась. А потом, сам понимаешь… перестройка, все дела. Накрылось все медным тазом. И под этот шумок кто-то припрятал документы. Тогда это оказалось сделать проще простого. Все разваливалось… Как думаешь, кто вел проект?

– Майков старший… - я даже не спрашивал. Я утверждал. Хаос в моей голове упорядочивался, складывался в картинку.

– Сечешь.

Значит, дядя Гриша… Отец Михи.

Я выдохнул. Было холодно, с моих губ слетело облако пара. Это я умом понимал, что холодно. А сам… ни черта я в тот момент не чувствовал. Кроме тупой боли, которая мне просто под дых…

– Для чего ему это было делать?

– Да причин может быть масса. Дураком он не был. И прекрасно понимал, какие возможности для него откроются при капитализме с такими козырями на руках.

– Попридержал, в общем.

– Скорее всего.

– Не слишком ли долго?

– Я бы сказал, мудро. В девяностые в такое ввязываться было страшно. Да и, как бизнесмен, он не тащил. Совсем. Понимал, что не справится.

– Миха открыл Салим сразу после смерти дяди Гриши. Думаешь, он ему это рассказал?

– Или тот сам нарыл информацию, разбирая архив. Какая разница?

Да… Теперь уж, наверное, никакой. Так это он меня… из-за денег заказал? Я бы что угодно понял, но из-за сраных денег…

Я снова вдохнул поглубже и выдохнул. Провел ладонями по лицу. Я бы сейчас нахрен скатился вниз по этой стеночке. Уткнулся бы мордой в колени и выл. Как те волки, которых мы недавно слышали. Но это было бы слишком драматично. И, наверное, даже непозволительно. На том уровне, что я уже был, наивность не прощалась. А я как дурак во что-то светлое верил. А я за Миху своей головой ручался… И вот. Рыночная экономика, блядь, во всей красе. Купи-продай, да... И похер, что лучшего друга.

Так, ладно! Все это лирика. А нам бы разговор поскорей свернуть. Чтобы не спалиться ненароком.

– Когда будут доказательства?

– Скоро. Работу приходится проворачивать такую – что мама не горюй.

– Я все понимаю. Но мне нужны конкретные сроки. Я не могу здесь прятаться до конца своих дней. Уточни. И еще ты сказал, что тебе поручено что-то узнать…

– Да. Это касается Михаила Майкова.

– Валяй.

– Вы знали, по какой причине весной девяносто восьмого он проходил стационарное лечение в психиатрической клинике?

– Я даже не знал, что он его проходил.

– Он лежал там два месяца.