Мнимая величина
Шрифт:
Так кибернетика вступила на путь постепенного расширения и совершенствования программ: чем дальше, тем труднее становилось "срывание маски", обнаружение "бездумности" программ, болтающих почем зря из машины и тем самым побуждающих человека невольно уподоблять машину себе самому (бессознательно, в соответствии с усвоенной нами посылкой, что тот, кто осмысленно отвечает на наши слова и сам нас осмысленно спрашивает, должен обладать _сознающим разумом_).
Так вот: в битистике парадокс Cogito проявился иронически-парадоксальным образом - как _сомнение_ машин в том, что люди действительно мыслят!
Ситуация вдруг оказалась идеально и двусторонне симметричной. _Мы_ не можем иметь совершенной уверенности (неоспоримых доводов), что машина мыслит - и, мысля, переживает свои
Но и машины точно так же не могут найти доказательств того, что мы, их партнеры, _мыслим_ сознательно - как они. Ни одна из сторон не знает, какие психические состояния другая сторона подразумевает под словом "сознание".
Следует заметить, что этот парадокс ведет нас в сущую бездну, хотя поначалу он может показаться всего лишь забавным. Качество результатов мышления само по себе ничего тут не значит; уже элементарные автоматы прошлого века побеждали в логических играх собственных конструкторов, а ведь эти машины были до крайности примитивны; поэтому мы совершенно точно знаем, что результаты творческого мышления могут быть получены и иным бездумным - путем. Четвертый том нашей монографии открывается трактатами двух бит-авторов - Ноона и Люментора, показывающими, сколь глубоко укоренена эта загадка в природе мироздания.
Из антиматики, то есть "воздвигнутой на антиномиях", "кошмарной" математики, мы возьмем лишь одно, для любого специалиста чудовищное, ошеломительное, совершенно безумное суждение: "Понятие натурального числа внутренне противоречиво". Это значит, что любое число необязательно равно себе самому! Согласно доводам антиматиков (это, понятно, машины), аксиоматика Пеано [Дж.Пеано (1858-1932) - автор аксиоматики натурального ряда чисел] ошибочна - не потому, что она внутренне противоречива сама по себе, но потому, что к миру, в котором мы существуем, она неприменима без оговорок. Ибо антиматика, вместе со следующим разделом бит-апостазии терафизикой ("чудовищной физикой"), постулирует неустранимое срастание мышления и мироздания. Объектом атаки таких авторов, как Алгеран и Стикс, стал нуль. Согласно им, безнулевая арифметика может быть построена в _нашем_ мире непротиворечивым образом. Нуль есть кардинальное число любых пустых множеств; но понятие "пустого множества", утверждают они, _всегда_ связано с антиномией лжеца. "Ничего такого, как "ничто", не существует", этим эпиграфом из труда Стикса придется закончить пред-изложение антиматической ереси, иначе мы утонули бы в доказательствах.
Самым причудливым и, возможно, самым многообещающим для науки плодом терафизики считается гипотеза Поливерсума. Согласно ей, Космос состоит из двух частей, а мы, вместе с материей звезд, планет, наших тел, населяем его "медленную" половину, или брадиверсум. Медленную потому, что здесь возможно движение со скоростями от нулевой до максимальной (в пределах брадиверсума) - световой. Путь во вторую, "быструю" половину Космоса тахиверсум, лежит через световой барьер. Чтобы попасть в тахиверсум, надо превысить скорость света: это - всеприсутствующая в нашем мире граница, отделяющая любое место от "второй зоны существования".
Несколько десятков лет назад физики выдвинули гипотезу тахионов элементарных частиц, которые движутся _только_ со сверхсветовыми скоростями. Обнаружить их не удалось, хотя именно они, согласно терафизике, составляют тахиверсум. Точнее, тахиверсум создан _одной_ такой частицей.
Тахион, замедленный до скорости света, обладал бы бесконечно большой энергией; ускоряясь, он теряет энергию, и она выделяется в виде излучения; когда его скорость становится бесконечно большой, энергия падает до нуля. Тахион, движущийся с бесконечной скоростью, пребывает, понятно, сразу _повсюду_: он один, как всюду присутствующая частица, и образует собой тахиверсум! Вернее, чем больше его скорость, тем более он "повсюден". Мир, созданный из столь необычайной повсюдности, заполнен, кроме того, излучением, которое непрерывно испускается ускоряющимся тахионом (а он теряет энергию
Итак, если смотреть из _нашей_ Вселенной, этот взрыв уже произошел и создал сначала звезды, а потом и нас; но если смотреть из тахиверсума, он _еще_ не наступил; ведь не существует какого-то абсолютного времени, в котором можно расположить события, совершающиеся в обоих Космосах.
Тамошние "натуральные" математики являются почти противоположностями нашей; в нашем, медленном мире 1+1 равняется почти 2 (1+1=2); лишь у самой границы (при достижении скорости света) 1+1 становится равным 1. Напротив, в тахиверсуме единица _почти_ равняется бесконечности (1=oo). Но этот вопрос, как признают сами "чудовищные доктора", пока еще неясен постольку, поскольку логика определенного универсума (или поливерсума!) является осмысленным понятием лишь в том случае, если в этом мире есть кому пускать ее в ход; между тем пока неизвестно, какова вероятность возникновения в тахиверсуме разумных систем (или даже жизни). Математика, согласно этой точке зрения, имеет свои границы, заданные непреодолимыми границами материального существования, и говорить о _нашей_ математике в мире с иными законами, нежели законы нашего мира, значит говорить бессмыслицу.
Что же касается последнего примера бит-отступничества - "Пасквиля на Вселенную", то признаюсь, что я не сумел бы кратко его изложить. А ведь этот громадный (многотомный) труд задуман как всего лишь вступление в экспериментальную космогенетику - или технологию конструирования миров, "бытийно более сносных", чем наш. Бунт против существования в заданных формах (ничего общего не имеющий с нигилизмом, стремлением к самоуничтожению), этот плод машинного духа, породивший шквал проектов "иного бытия", - бесспорно, явление экзотическое и - если отвлечься от трудностей, связанных с чтением "Пасквиля", - потрясающее нас эстетически. На вопрос, с чем мы, собственно, имеем дело - с фикцией логики или логикой фикции, с фантастической философией или тщательно продуманной, совершенно серьезной попыткой сокрушить, упразднить данное, здешнее бытие как случайность, как берег, к которому прибил нас неведомый жребий и от которого дерзость велит нам оттолкнуться и пуститься в неведомом направлении, - итак, на вопрос, в самом ли деле это сочинения _не-человеческие_ или, напротив, своим отступничеством они благоприятствуют нам, я не отвечу, ибо и сам не знаю ответа.
Предисловие ко II изданию
За три года, прошедшие со времени выхода в свет первого издания, появилось много новых бит-публикаций. Редакционная коллегия, однако, решила сохранить прежнюю композицию монографии за одним исключением, о котором речь пойдет ниже. Таким образом, четыре основных тома "Истории бит-литературы" не претерпели коренных изменений как по своему составу, так и по расположению материала; была лишь дополнена библиография, а также исправлены ошибки и недосмотры (впрочем, немногочисленные) первого издания.
Коллектив авторов счел целесообразным выделить в особый, пятый, том, имеющий характер приложения, сочинения по метафизике и религиоведению (в широком смысле этих понятий), которые вместе именуются теобитической литературой. В предыдущем издании мы ограничились скупыми извлечениями и упоминаниями об этом направлении - в Приложении к IV тому. Разрастание теобитической литературы побудило нас уделить ей больше внимания; поскольку в предисловии к первому изданию о ней не упоминалось вовсе, мы пользуемся случаем, чтобы кратко охарактеризовать содержание V тома, а тем самым - познакомить читателя с узловыми проблемами теобитистики.