Много шума из ничего
Шрифт:
Леонато
(первому сторожу)
Ведите их. Допросим Маргариту,
Как с мерзким плутом сблизилась она.
Все уходят в разные стороны.
Сад Леонато.
Входят, навстречу друг другу, Бенедикт и Маргарита.
Бенедикт
Прошу
Маргарита
А вы напишете за это сонет в честь моей красоты?
Бенедикт
В таком высоком стиле, Маргарита, что ни один смертный не дотянется до него. Даю слово, ты вполне заслуживаешь этого.
Маргарита
Чтобы ни один смертный не дотянулся до меня? Неужели же мне век сидеть под лестницей?
Бенедикт
Остроумие у тебя что борзая: сразу хватает.
Маргарита
А ваше похоже на тупую рапиру: попадает, но не ранит.
Бенедикт
Остроумие, подобающее мужчине: не хочет ранить даму. Так прошу тебя, позови Беатриче: я побежден и отдаю тебе щит.
Маргарита
Отдавайте нам мечи, — щиты у нас свои найдутся.
Бенедикт
Если вы будете пускать в ход щиты, нам придется прибегнуть к пикам, а для девушек это небезопасно.
Маргарита
Так я сейчас позову к вам Беатриче. Полагаю, что ноги у нее есть. (Уходит.)
Бенедикт
Значит, она придет. (Поет.)
«О бог любви,
С небес взгляни,
Ты знаешь, ты знаешь,
Как слаб и жалок я…»
Я подразумеваю: в искусстве пения, потому что в смысле любви ни знаменитый пловец Леандр, ни Троил, первый прибегший к сводникам, ни весь набор былых щеголей, чьи имена так плавно катятся по гладкой дороге белых стихов, не терзался любовью так, как я, несчастный. Правда, на рифмы я не мастер: бился, бился — ничего не мог подобрать к «прекрасная дама», кроме «папа и мама», — рифма слишком невинная; к «дорога» — «рога», — рифма слишком опасная; к «мудрец» — кроме «глупец», — рифма слишком глупая. Вообще очень скверные окончания. Нет, я родился не под поэтической планетой и не способен любезничать в торжественных выражениях.
Входит Беатриче.
Милая Беатриче, неужели ты пришла потому, что я позвал тебя?
Беатриче
Да,
Бенедикт
О, оставайся до тех пор, пока…
Беатриче
Вы уже сказали «до тех пор»; так прощайте! Впрочем, я не уйду, пока не получу того, зачем пришла: что было у вас с Клавдио?
Бенедикт
Кроме бранных слов — ничего. По этому случаю я тебя поцелую.
Беатриче
Слова — ветер, а бранные слова — сквозняк, который вреден; поэтому я уйду без вашего поцелуя.
Бенедикт
Ты не можешь не искажать прямого смысла слов: таково уж твое остроумие. Но я тебе скажу прямо: Клавдио принял мой вызов, и мы должны вскоре с ним встретиться — или я его ославлю трусом. А теперь скажи, пожалуйста: за какой из моих недостатков ты влюбилась в меня?
Беатриче
За все вместе. Они так искусно охраняют в вас владычество дурного, что не допускают никакой хорошей примеси. А теперь я спрошу: какое из моих достоинств заставило вас заболеть любовью ко мне?
Бенедикт
Заболеть любовью? Отлично сказано: я действительно болен любовью, потому что люблю тебя вопреки моей воле.
Беатриче
Значит, вопреки вашему сердцу? Увы, бедное сердце! Но, если вы ему противоречите из-за меня, я тоже хочу ему противоречить из-за вас. Я никогда не полюблю врага моего друга.
Бенедикт
Мы с тобой слишком умны, чтобы любезничать мирно.
Беатриче
Судя по этому признанию, вряд ли: ни один умный человек умом хвалиться не станет.
Бенедикт
Старо, старо, Беатриче: это было верно во времена наших прабабушек. А в наши дни, если человек при жизни не соорудит себе мавзолея, так о нем будут помнить, только пока колокола звонят да вдова плачет.
Беатриче
А сколько же времени это длится, по-вашему?
Бенедикт
Трудно сказать. Думаю, так: часок на громкие рыдания и четверть часика на заплаканные глаза. Поэтому для умного человека — если только ее величество Совесть этому не препятствует — выгоднее всего самому трубить о своих достоинствах, как я это и делаю. Ну, довольно о похвалах мне, который — могу это засвидетельствовать — вполне достоин их. А теперь скажите мне, как себя чувствует ваша кузина?