Многоэтажная планета
Шрифт:
Однажды Матильда к сроку не вернулась. Капсула стояла на приколе двое суток, но Матильды не было. Облазили все вокруг — не только девочки, даже свежего оплывка во; всей округе не оказалось. Тихая упорно отказывалась отходить далеко от капсулы — она уверяла, что видела, как исчезла Матильда «вот туточки». Но в том месте, на которое» указывала Тихая, стволы ничем не отличались от других, и Тихой не верили.
Объявилась Матильда так же внезапно, как и исчезла, — когда уже потеряли надежду ее найти. Появилась не у той капсулы, от которой ушла три
На расспросы, где она была и что делала, отвечала охотно:
— Я попросила дерево впустить меня, и оно впустило.
У всех вертелись на языке вопросы: как это она попросила? почему попросила? в первый ли раз она это предприняла? Но Михеич сделал знак не перебивать Матильду, и все слушали молча, только шелестел лентой магнитофон.
— Сначала я падала вверх, потом вниз, потом снова вверх, — рассказывала Матильда. — Я падала медленно, но немного быстрее вверх, чем вниз.
Недавно Матильде читали книжку про Алису в стране Чудес, и Аня подозревала, что Матильда просто где-то спала и ей снился сон, навеянный этой книжкой; а то и просто, думалось Ане, девочка фантазирует, наслушавшись необычных для нее историй.
— Вокруг все клубилось, — продолжала Матильда, — а я становилась все больше и больше. Мы играли — и я рассылалась на мелкие кусочки, разлеталась мелкими брызгами, но меньше от этого не делалась. Только все могла схватить, все попробовать — даже себя видела со стороны, со всех сторон. Много меня! Это так весело! А потом я встретила себя, я — саму себя, представляете? Я стояла перед собой и улыбалась мне! В руках у той, другой меня, были лепестки запахов, и потому мы могли разговаривать. Ой, мы так заигрались, что нас долго-долго собирали вместе. И тогда появилось огненное зеркало. Я смотрела в огонь и расчесывала волосы, а главное, поворачивалась к огненному зеркалу своим пятном. И зеркало-то меня и собрало вместе. Я обрадовалась. Потому что, когда меня много, это очень! весело, но, когда устаешь, то хочется прийти в себя… — ну, как это? — войти, вернуться в себя одну, понимаете? А как узнать, в себе ли я, если все рассыпается и сливается, сливается и рассыпается? Вот потому и принесли огонь, а может быть, он сам исделался — я видела в нем себя, и мне было комфортно!
Так болтала она, пересыпая речь то словечками, свойственными Тихой, то научными терминами.
— Мне хотелось, — продолжала она, — принести сюда огненное зеркало, но оно увяло! Ужасно жалко. Подождите, знаете, что я узнала? Внимание, внимание! Треугольник никогда не может стать твердым, а четырехугольник раскрывается сам собой! Ни один запах не задержится в нем, он пуст и слеп даже для трех глаз!
— Все понятно, — с комической сокрушенностью молвил Сергей Сергеевич. — «Маляр, подержись за кисточку, пока я переставляю стремянку!»
Матильда нахмурилась, вникая в его слова, но отвлеклась собственными новостями
— Да, и к тому же, когда вы входите в круг… вот так и вот так, то все сразу становится ясным и ничего не видно!
Аня огляделась — у всех лица были напряженные, настороженные. Но глаза Матильды смотрели ясно, бесхитростно
Едва Матильда ступила на корабль, анализаторы подняли тревогу. За Матильдой тянулся
Это было невероятно. Нейтрино всепроникающе, всепреодолевающе и вдруг — отражается от Матильды!
— Может, она действительно была в стволе, и теперь это ее самоизлучение? — сказала Заряна.
Проследили, пронаблюдали. Луч приходил из глубин Флюидуса. «Очистить» Матильду не удалось. Решили оставить ее на корабле вместе с ее удивительным шлейфом. Узнав, что у нее шлейф, как у королевы, только такой, что ни одной королеве и не снился, Матильда очень обрадовалась и гордилась им необычайно. Опасались, конечно, не повредит ли этот «королевский» шлейф самой Матильде. Но оказалось — и это тоже было поразительно — направленный луч нейтрино касается ее очень осторожно.
После тщательных многодневных наблюдений обнаружили и вовсе уж невероятное: луч описывает каждое движение Матильды, непрерывно ее контурирует; больше того, все люди вместе с кораблем находятся в пульсирующем поле — поле «описывает», «снимает» их непрерывно!
— Ну вот — это же разум! — твердила восторженно Аня. — Помните, бабушка говорила: «корневые» жители, а мы поправляли ее: «коренные»! А «корневые» — это, наверное, правильней!
Как всегда, когда она вспоминала о бабушке, все задумчиво и рассеянно оглядывались на Матильду, как бы оценивая ее сходство с Бабоныкой. Но на этот раз, пожалуй, движение, было чисто машинальным. Все были поглощены мыслями, предположениями, гипотезами.
— Что ж, не исключено, — говорил Михеич, — что в глубине Флюидуса есть разум, есть разумные, и они из глубины видят нас и знают о нас больше, чем мы могли предполагать.
— Живущие в глубине, в темноте, — говорил раздумчиво Маазик, — конечно же, должны видеть в других спектрах, нежели мы.
— Вот они и «смотрят»! — вскакивала Аня.
— А запахи? — вопрошал осторожно Козмиди.
— Одно другого не исключает, — замечала Заряна. — Ведь и для человека много значит не только зрение, но и слух, и осязание…
Срочно готовили передачу на Землю. Но Аня вышла на свою «связь» с Фимой раньше. На этот раз она даже не задумывалась, игра это или нет.
— Фимочка, ты был прав, — говорила она, предварительно запершись в своей каюте. — Все загадки здесь связаны между собой.
— Ну, естественно, — улыбался, судя по голосу, Фима. — Ведь Флюидус-то один и един.
Но когда Аня рассказала ему о последних новостях, уже и он не улыбался.
— Помнишь, как мы поражались тому, что дефилиппусам тут явно нечем питаться. А когда оказалось, что Матильда ничего не ест, мы и не думали, никак не связывали это с тем, что знали о дефилиппусах. И вот обнаружилось, что она питается, как некоторые бактерии на Земле, как растение…
— Ну же, ну, Аня, ты на верном пути, еще шаг…
— Не зря их выращивает растение, да?
— Ты же сама видела: зачаток дефилиппуса в бочонке вырастает из самого ствола!
— Маазик считает, что это — как лишайник, в котором неразличимо срослись гриб и водоросль.
— А что, если ствол и дефилиппус — это одно и то же? Ведь дефилиппус питается, как растение!
— Ты хочешь сказать, Фима, что это всего-навсего разные стадии одного и того же организма?
— А почему бы и нет? На Земле растения и животные разделились миллиарды лет тому назад. Здесь же, возможно, разделения не произошло.