Многоточия
Шрифт:
В последние два года мне редко доводилось носить обычную одежду, в основном это всегда ненавистная темно-синяя, почти черная, форма. Неудобная и неприятно прилегающая к коже. Именно ее я в данный момент с себя стягиваю. Сразу же бросаю в специальную корзину для грязного белья, стоящую у выхода, и шагаю в душ.
По пути собираю волосы в небрежный пучок на затылке, чтобы не намочить, встаю под лейку и поворачиваю вентиль, подставляя лицо теплым каплям. Устало выдыхаю, ощущая, как постепенно расслабляются мышцы.
Сегодня первый
Ненавижу это. Всем сердцем и душой.
Ненавижу ужасную неудобную форму. Людей, окружающих меня и думающих, что занимаются правым делом. Работу, на которой вынуждена впахивать по прихоти одного человека.
Ненавижу.
Но скоро все изменится. Его больше нет. А я собираюсь сделать то, за что меня мгновенно убьют, если поймают.
Скоро я стану дезертиром.
Два с половиной года я думала об этом каждую ночь. Мечтала, как сбегу и больше не должна буду заниматься тем, от чего душу выворачивает наизнанку. А теперь мечта станет реальностью. Осталось только потерпеть. Совсем немного. От одной лишь мысли об этом становится легче дышать.
Выключаю воду, оборачиваю вокруг тела полотенце и выхожу из душевой. Направляюсь обратно к шкафчику. После возвращения с сегодняшнего задания я не успела взять запасную форму, поэтому никто не запретит мне одеться в гражданское. Улыбаюсь, предвкушая касание мягкой ткани к телу. Единственная приятная вещь в моей жизни.
Отпираю замок, открываю дверцу и бегло смотрю в небольшое зеркальце, приклеенное к ней. На меня смотрят карие глаза, в которых явственно читается усталость. Щеки слишком бледные, а пухлые губы недовольно поджаты.
Слишком милая. Так он говорил. Сначала я не понимала, что не так с моей внешностью, пока меня не привезли в гарнизон и не заставили тренироваться наряду со всеми. Меня никто не воспринимал всерьез.
Слишком милая. Даже сейчас в свои почти двадцать я выгляжу на семнадцать максимум. Но внешность бывает обманчива.
Я ненавидела то, чем занималась, с первого дня, но тем не менее делала все возможное, чтобы не быть лузером среди остальных. Я доказала всем, в том числе и ему, что я не слабая и беззащитная. Что я не милая.
Встряхиваю головой, чтобы прогнать воспоминания и заканчиваю визуальный осмотр. Длинные каштановые волосы выбиваются из пучка, и я поднимаю руки, чтобы собрать их заново. Вообще-то в нашей профессии не положено носить длинные волосы, но свои я отстояла с боем. Возможно, именно тогда он понял, что у меня есть характер.
– Рейнольдс, вот ты где!
Резко оборачиваюсь, по привычке вытягиваясь по струнке, когда вижу перед собой старшего по званию.
– Капитан Харрис, – приветствую я, глядя в почти прозрачные светло-голубые глаза командира моего взвода.
Харрис окидывает меня сальным взглядом, и я едва сдерживаюсь, чтобы не передернуться всем телом. Ненавижу его. Впрочем, как и он меня.
Взаимная неприязнь возникла чуть больше года назад, на праздновании дня рождения командира базы. Я ненавидела саму мысль, что мне придется туда идти. Но мои желания никого не волновали. Я пошла. Харрис перебрал с алкоголем и стал оказывать мне знаки внимания. А когда я напрямую сказала, что не буду с ним спать, он назвал меня фригидной сукой и ушел. Вероятно, на свидание со своей безотказной подругой – правой рукой. Ее в фригидности никак не обвинишь.
– Сержант, – обращается ко мне капитан. – Для вас новое задание.
Округляю глаза, недоверчиво глядя на него.
– Капитан, возможно, вы не в курсе, но мы только что верну…
– В курсе, – жестко перебивает этот козел. – Дело не терпит отлагательств. Из тридцать седьмой лаборатории поступил сигнал о нападении на вертолет. Они подозревают, что в деле замешаны одаренные. Я уже собрал отряд, они ждут вас через пять минут в пятом ангаре. Все инструкции получите там.
– Есть, сэр, – отвечаю на автомате.
Харрис еще раз окидывает пожирающим взглядом мое тело, задерживаясь на голых ногах и ключицах, затем разворачивается и стремительно покидает раздевалку. Я бы показала неприличный жест его спине, но у меня даже на это нет времени. Стискиваю зубы до хруста. Ощущаю себя грязной. После общения с Харрисом хочется помыться заново. Но увы, этому не суждено сбыться.
Оборачиваюсь к шкафчику и только тут осознаю, что у меня нет чистой формы. Застонав от бессилия, топаю к корзине, куда бросила грязную одежду, но она оказывается пуста. Сегодня явно не мой день. Издаю еще один стон.
За пять минут раздобыть новую форму и успеть добраться до нужного ангара просто нереально, поэтому я плюю на правила и на то, что у меня будут из-за этого проблемы, скидываю полотенце, натягиваю белье, носки, джинсы и свитер, засовываю ноги в ботинки. Хватаю кобуру и рацию, захлопываю дверцу шкафчика и выбегаю из раздевалки.
Короткий коридор и холл быстро остаются позади, выскакиваю на улицу, оказавшись под лучами палящего солнца, которое, впрочем, уже медленно ползет к горизонту. Бегу в сторону пятого ангара, на ходу надеваю кобуру и пристегиваю к поясу рацию, что получается только с третьей попытки. Не обращаю внимания на любопытные взгляды редких военных, встречающихся на моем пути.
Забегаю в ангар, едва не врезавшись в офицера Холла.
– Рейнольдс, – рявкает он, оглядывая меня со своим привычным недовольством. – Ты последняя.
– Виновата, сэр, – механическим голосом отвечаю я, пытаясь отдышаться.
Хотя понимаю, что моей вины здесь нет. Если бы Харрис сказал о новом задании раньше, а не в последний момент, я бы все успела.
– Что за внешний вид? – гремит Холл.
Ненавижу оправдываться, но сейчас вынуждена заниматься именно этим.
– Мы только вернулись с задания, сэр. И я не успела взять новую форму, когда капитан Харрис…