Многоярусный мир: Ярость рыжего орка. Лавалитовый мир. Больше чем огонь.
Шрифт:
— Для чего нужна вещь, которая играет музыку? — спросил Шаканн.
— Она должна провести нас в обитель Властителя — вернее, во дворец. Мьг называем это «дворцом».
— Двоссом?
— У тебя хорошо получается. А этот рог должен находиться у меня. Ты рискуешь навлечь на себя гнев Властителя. Ему может не понравиться твоя жадность.
— Вот! — сказал вождь, бросая ей инструмент. — Мне чужого не надо.
— Ты нанес мне большую обиду, изнасиловав меня. Не знаю, простит ли тебя Властитель.
Изумленный вождь воздел руки к небу.
— Но я же не сделал
Анана по-прежнему мечтала отомстить за свою поруганную честь. Остановиться ли ей на кастрации или присовокупить к отрезаному члену и последний глаз вождя? Но если так требовал обычай... Возможно, он действительно не хотел причинить ей зла. За исключением глубокого отвращения, она не получила ни психического расстройства, ни венерической болезни. Беременности ей тоже не следовало опасаться.
— Ладно, — сказала Анана. — Я больше не злюсь на тебя.
Тренн поднял брови в немом вопросе — однако благоразумно воздержался от замечаний.
— Что ты можешь рассказать о своих спутниках? — продолжал допытываться шаман. — Они твои мужья? Я спрашиваю об этом по той причине, что некоторые племена при нехватке женщин разрешают им иметь по нескольку мужей.
— Нет. Эти двое — мои слуги.
Воспользовавшись возможностью, Анана решила провозгласить себя главной над своими спутниками. Уртона, конечно, будет вне себя от ярости. Но у него не будет выбора — так требовала история, которая могла спасти его жизнь. Дядя не посмеет разоблачить ее перед туземцами.
Анана вытянула руки, и Тренн, вытащив кремневый нож, разрезал кожаные путы. Она встала и велела позвать жену вождя. Тхикка подошла надменно и гордо, оттолкнув плечом Анану. Но когда муж объяснил ей ситуацию, даже сквозь грязь было заметно, как побелело лицо женщины.
— Я не хочу обижать тебя, Тхикка, — сказала Анана — Однако тебе придется отдать мне джинсы и ботинки.
Женщина не знала, что означают такие слова, поэтому пришлось перейти на язык жестов. Когда жена вождя подчинилась, Анана велела ей отнести штаны к каналу и как следует выстирать их. Но, вспомнив о ноже, отменила приказ:
— Я сама сделаю это. Возможно, ты не знаешь, как стирать такие вещи.
Вождь созвал все племя и рассказал изумленным вендам, кем оказались их бывшие пленники. Мужчины с изумленными криками воздевали руки к небу, а женщины, распростершись ниц, молили о прощении, и Анане ничего не оставалось, как великодушно простить их.
С Уртоны и Маккея сняли веревки. Анана сообщила им, как ей удалось добиться свободы. Однако, выделив гостям трех «лосей», Тренн приставил к ним нескольких воинов — под предлогом охраны. Анана подозревала, что на этом настоял шаман.
— Мы можем убежать при первой же возможности, — сказала она дяде. — Но нам лучше остаться с ними, пока мы не найдем твой дворец. А затем — как-нибудь перехитрим туземцев. Надеюсь, поиски не затянутся. Мне бы не хотелось отвечать на вопросы, почему посланцы Властителя не могут отыскать такой большой дворец. — Она улыбнулась. — Ах, да! Вы теперь находитесь в моем подчинении, поэтому попрошу вас вести себя соответственно, как подобает моим слугам. Мне кажется, шаман не совсем поверил в мой рассказ.
Уртона обиженно надулся.
— Похоже, это выгодная сделка, мисс Анана, — кивнул Маккей. — Они перестанут издеваться над нами, мы будем ехать, а не идти. Кстати, по меньшей мере три красотки уже признались мне, что хотят от меня детей. Я вижу, у них нет предубеждений к цвету кожи. Одним словом, мне это нравится.
ГЛАВА 14
Прошел еще один «день» и еще одна «ночь». Гром и молнии не утихали. Наблюдая через ущелье за бурей на побережье, Анана не раз задавала себе вопрос, как может там сохраниться что-то живое. Однако вождь рассказал ей, что молнии валят лишь одну шестнадцатую часть всех деревьев, и новая поросль появляется довольно быстро, а мелкие животные пережидают ненастье в пещерах и норах, выползая оттуда только в период затишья.
Равнина кишела зверьем, и на ней не осталось места. Стада теснились друг к другу; напуганные антилопы и слоны все чаще давили хищников копытами и ногами. Воздух дрожал от криков животных и птиц. Уши закладывало от воя, рева, щебета, мычания, лая и свиста.
Берега канала возвышались над водой на десять — двенадцать футов. Местность плавно поднималась к проходу в горах, и там высота берегов достигала примерно сотни футов. Вождь приказал всем спешиться и отправил женщин с детьми на другую сторону канала. Он предчувствовал беду: в случае паники стада могли помчаться в их сторону. Женщины и дети безропотно прыгали в воду и, доплыв до противоположного берега, с трудом забирались на крутой откос.
Мужчины остались с гревиггами и теперь едва удерживали взбудораженных животных. «Лоси» мычали, вращали глазами и, скаля большие зубы, тревожно бегали по кругу. Воины нервничали не меньше животных. Они знали, что молнии не могут вырваться за пределы гор, но их тревожило то, что Властитель до сих пор не умерил свой гнев.
Анана переплыла канал вместе с женщинами и детьми. Ей не хотелось бросать своего грегга. Однако она решила не рисковать. На другую сторону перебрались лишь те животные, которым удалось подняться по крутому склону берега, — бабуины, козы, небольшие антилопы и лисицы. Зато тут хватало птиц, и, чтобы перекричать их щебет и свист, людям приходилось орать во все горло.
Уртона и Маккей сидели на своих «лосях». Им, как и остальным мужчинам, полагалось удерживать животных. Уртона не находил себе места — отнюдь не потому, что им грозила опасность погибнуть под копытами разъяренных животных. Завладев рогом, Анана могла скрыться в любую минуту. На той стороне канала остались только женщины и дети, а значит, никто не помешает ей сбежать. При других обстоятельствах дядя погнался бы за племянницей, но теперь он не одолел бы и четверти мили — все пространство от канала и до подножия гор занимали стада животных.