Мобильность и стабильность на российском рынке труда
Шрифт:
Разделение отраслей на формальный и неформальный сегменты увеличивает вариацию в их производительности, наряду с влиянием сельского хозяйства и РДК [Gimpelson, Kapeliushnikov, 2015]. Как видно на рис. 3–4, разрыв в уровнях производительности труда растет на протяжении всего рассматриваемого периода. Это могло быть связано с интенсивным вымыванием наименее квалифицированных работников в неформальный сегмент, где их предложение в расчете на единицу капитала сильно возросло, тем самым резко снижая предельную производительность труда. В то же время рабочие места в формальном сегменте экономики возникали крайне медленно; темп их создания отставал от темпа ликвидации, отражая стагнацию спроса на труд в условиях плохих институтов (глава 1).
Воздействие реаллокации труда на динамику агрегированной производительности
3.5. Результаты декомпозиции
Результаты декомпозиции TRAD для 30 отраслей рыночного сектора российской экономики за период 1995–2012 гг., сгруппированные по вкладам шести крупных секторов, представлены в табл. 3–3. За указанный период уровень производительности труда вырос почти на 93 %, или почти вдвое. Около 1/3 всего прироста дал РДК. Вклад строительства, розничной торговли и телекома также значителен (25 п.п.) и уступает РДК лишь 4 п.п. Затем с некоторым отставанием следуют финансы и бизнес-услуги (22 п.п.) и обрабатывающая промышленность (10 п.п.), а роль транспорта (5 п.п.) и сельского хозяйства (2 п.п.) не столь заметна.
Однако вклад каждого сектора в рост агрегированной производительности обеспечивается не только внутриотраслевым накоплением и более эффективным использованием физического и человеческого капитала, но и перетоками рабочей силы. При этом вклад такой реаллокации на агрегированном уровне очень значительный – более 21 п.п.
Таблица 3–3. TRAD – декомпозиция темпов прироста производительности труда в 1995–2012 гг. по вкладам секторов российской экономики, внутриотраслевому (within) и межотраслевому (between) эффектам, в постоянных ценах 2005 г., п.п.
Рассмотрение собственных вкладов отдельных секторов без учета реаллокационных эффектов (столбец 2 табл. 3–3) несколько меняет представление об их роли в агрегированном росте. Лидером оказывается РДК, обеспечивающий 1/4 всего роста. Это не удивительно, поскольку на данный сектор приходится значительная доля услуг капитала в экономике [Timmer, Voskoboynikov, 2014]. Далее с отрывом 6 п.п. следуют обрабатывающая промышленность и рыночные услуги (строительство, розничная торговля и телекоммуникации). При этом промышленность сокращает занятость, снизив свою долю с 26 % в 1995 г. до почти 19 % в 2012 г. (см. табл. 3–1), так что значительный рост производительности можно объяснить оптимизацией производства. В то же время рыночные услуги ее стремительно наращивают: за тот же период доля отработанных часов здесь возросла с 24 до почти 35 %. Следовательно, рост производительности в секторе рыночных услуг обусловлен притоком капитала, как и в РДК [Timmer, Voskoboynikov, 2014]. Транспорт и сельское хозяйство – в группе отстающих, хотя вклад последнего за счет внутриотраслевых источников возрос почти в три раза по сравнению с его общим вкладом. Таким образом, влияние реаллокации существенно и на агрегированном уровне, и при анализе вкладов отдельных секторов.
Теперь обсудим реаллокационные эффекты за весь период с 1995 г. (столбец 3 табл. 3–3). Реаллокация практически полностью определяется примерно одинаковым вкладом двух секторов – 12 п.п. в секторе рыночных услуг и 10 п.п. в РДК. Однако природа реаллокации в них разная (см. табл. 3–1). Если в РДК стремительно росла доля ВДС – с 23 % в 1995 г. до 33 % в 2012 г. при расширении доли занятости менее чем на 2 п.п. – до 5,7 % в 2012 г., то в секторе услуг картина обратная. Доля добавленной стоимости сектора на протяжении почти 20 лет оставалась неизменной, колеблясь в пределах 22 %, тогда как его доля занятости выросла на 10 п.п. – почти до 35 % в 2012 г. Таким образом, значительный вклад РДК в эффект реаллокации связан с большим разрывом в производительности между ним и другими секторами при сравнительно небольших перетоках рабочей силы [55] .
55
Далее с использованием метода GEAD-3f будет показано, что вклад РДК в реаллокацию связан в значительной степени с ростом относительных цен на продукцию сектора, а вклад перетока рабочей силы существенно меньше (табл. 3–7).
Вклад других секторов относительно невелик. Высокопроизводительные финансы и бизнес-услуги расширяются и обеспечивают положительный вклад в реаллокацию (6 п.п.), но отток работников из низкопроизводительного сельского хозяйства и относительно высокопроизводительной промышленности практически полностью нивелирует этот прирост. Действительно, каждая из этих двух отраслей дает умеренно негативный вклад – порядка 3 и 4 п.п. соответственно. Интуитивно понятно, что если отрасль с уровнем производительности выше среднего теряет работников, то такая тенденция должна скорее негативно влиять на агрегированный уровень производительности. Именно это и наблюдается в обрабатывающей промышленности: ее реаллокационный вклад в рост производительности равен -3,8 п.п. (см. табл. 3–3). Но если сокращается доля отрасли с уровнем производительности ниже среднего, то соответствующий вклад должен быть положительным. Однако сельское хозяйство, будучи аутсайдером по уровню производительности и снизив долю отработанных часов с почти 35 % в 1995 г. до 26 % в 2012 г. (см. табл. 3–1), дает тем не менее отрицательный вклад -3 п.п. (см. табл. 3–3). В этом и проявляется недостаток TRAD, связанный с трудностями интерпретации (см. выше переход от TRAD (10) к CSLS (11)).
Разделение каждого сектора на формальный/неформальный сегменты может менять оценки внутриотраслевого роста производительности. Так, часть вклада в рост агрегированной производительности, которая изначально рассматривалась как составляющая внутриотраслевого эффекта, теперь дает прибавку к реаллокационному эффекту, отражая последствия перетока работников между формальным и неформальным сегментами.
Таблица 3–4. TRAD – декомпозиция темпов прироста производительности труда в 2005–2012 гг. по вкладам секторов российской экономики, внутриотраслевому (within) и реаллокационному (between) эффектам, в постоянных ценах 2005 г., п.п.
В столбцах 2 и 3 табл. 3–4 показаны результаты расчетов для отраслей без выделения формального и неформального сегментов, а в столбцах 4 и 5 – с таким разделением. Так, для экономики в целом (без учета неформальности) реаллокация стимулировала рост и обеспечила 4,5 п.п. из 28. Учет неформальности снижает общий реаллокационный эффект на 1/5 (3,6 п.п.). Уравнение (3–7) позволяет дать следующую интерпретацию этому результату: стимулирующий рост эффекта межотраслевого перетока был частично нивелирован отрицательным влиянием межсегментных переходов работников.
Наиболее сильно эффект реаллокации между формальным и неформальным сегментами проявился в обрабатывающей промышленности. Здесь уход работников в неформальные виды деятельности привел к снижению ее вклада в рост производительности на 0,9 п.п. (0,9 = -2,10 – (-1,18)). Другими словами, внутриотраслевой рост производительности (за счет модернизации производства и инноваций) оказывается даже выше, чем считалось раньше (3,4 п.п. вместо 2,9), но его часть была утрачена за счет перехода ряда высвобождаемых работников с обновленных промышленных предприятий на менее производительные рабочие места вне корпоративного сектора. Аналогичная картина наблюдается и на транспорте, где эффект межсегментных перетоков привел к увеличению отрицательного вклада реаллокации на 0,6 п.п., и в меньшей мере – в сельском хозяйстве. В розничной торговле и строительстве учет неформальности практически не изменил значения эффекта реаллокации, что, возможно, объясняется компенсацией деформализации строительства и перетоком работников розничной торговли с рынков в супермаркеты. Действительно, доля отработанных часов в неформальном сегменте в строительстве выросла с 40 % в 2005 г. до 43 % в 2012 г., а в розничной торговле сократилась с 72 до 64 %.