Мод навсегда

Дьен Доминик

Трудно сказать, во что бы все это вылилось в дальнейшем, но в конце апреля кандидат от крайне правых сил вышел во второй тур президентских выборов. На этот раз молодежь проснулась. Во всех городах Франции состоялись многотысячные демонстрации. Средства массовой информации активизировались. Республика была в опасности. Франция гражданских свобод сплотилась против фашизма, но, казалось, все забыли о том, что одним из его рычагов является антисемитизм. Или же поступки, в отличие от идей, стали слишком абстрактными, чтобы беспокоиться из-за них? Если бы выпадки против евреев были делом рук крайне правых группировок, реакция на них была бы совершенно иной. Но, поскольку они исходили от исламских экстремистов (пресса стыдливо называла их «несовершеннолетние хулиганы с окраин»), общественность молчала. Лишь небольшая горстка людей, среди

которых выделялся Малек Бути, руководитель организации «SOS-расизм», имела смелость обличить корень зла, четко его обозначив. Власть была задушена политической корректностью.Партии и организации хранили молчание, пресса пыталась минимизировать чудовищные акты или, хуже того, найти им пропалестинское оправдание. Тем самым они становились сообщниками новой формы антисемитизма. Зло гангреной расползалось по обществу.

Такие вот горькие мысли обуревали Мод, когда она выключила телевизор. Девушка только что посмотрела запись французского выпуска новостей. Она чувствовала себя причастной к происходящему и сильно страдала от изоляции французских евреев. «В это смутное время лучше быть в Нью-Йорке», – сказала она себе, входя в спальню Майкла. Она смотрела, как он спит, преисполненная нежности. Они встречались вот уже четыре месяца, а в последнее время – практически ежедневно.

* * *

Июнь 2002 г.

Они ездили на выходные в Лонг-Айленд. На взятой напрокат в «Херце» машине. Движение на сабвее было отличным, учитывая, что выехали они утром в пятницу. Машина ни разу не остановилась, и они всю дорогу распевали песни из «Саймона и Гарфункеля». В конце пути их голоса были немного охрипшими.

Амагансетт считался одним из самых привлекательных уголков Хэмптона. На въезде в город Мод заприметила с левой стороны пожарную часть, узнав ее по огромным сверкающим хромом грузовикам. Развешанные повсюду рекламные стяги сулили lobsters special's [21] в субботу вечером. На отгороженном участке, примыкавшем к fermer's market, [22] люди собирали цветы. Мод захотелось последовать их примеру. Оставив машину на обочине, она нарвала себе большой букет.

21

Специальное предложение – лобстеры (англ.).

22

Фермерский рынок (англ.).

Майкл забронировал номер в небольшом семейном пансионе в пятидесяти метрах от пляжа.

Старинные дома в викторианском стиле спускались по пологому скату к цветнику с бледно-сиреневыми рододендронами. По обеим сторонам порот большие американские флаги колыхались звездами по воле морского бриза.

Хозяйка накрыла им завтрак на porch,своеобразной крытой веранде, характерной для особняков Новой Англии. Веранда огибала весь дом. То там, то тут на ней стояли качели и диванчики с выцветшими от времени и морского воздуха подушками. Особый уют этому уголку придавали широкие плетеные кресла, между которыми пристроился журнальный столик, сбитый из деревянных дощечек. Кто-то из прежних жильцов забыл на нем несколько журналов, и со временем их глянцевые обложки покрылись тонким налетом песка. Глициния, грациозно спускавшаяся с горшков на втором этаже, поигрывала, словно веером, кистями своих соцветий. Мод и Майкл присели за столик, на который Хизер, хозяйка дома, поставила плетеную корзинку с еще горячими кукурузными мафинами. Она также принесла им кувшин свежевыжатого лимонного сока. По небу пролетела чайка. Этот сладостный миг был одним из тех волшебных моментов жизни, когда наслаждение достигает своего апогея.

Они поднялись в номер. Комната была полукруглой и выходила в сад. Они подошли к окну и медленно опустили жалюзи. Чередование солнечного света и тени, отражаясь, расцвечивало кожу полосами.

Они стали медленно раздеваться в полутьме комнаты. Она наслаждалась

каждым жестом, он вбирал в себя каждый сантиметр ее обнаженного тела. Она расстегнула одну за другой пуговицы на его рубашке, он прикоснулся к ее груди. Она покрывала его тело нежными поцелуями, он ласкал губами набухший сосок. Широкие, выкрашенные в белый цвет половицы поскрипывали под их босыми ногами. Торопливым движением они сбросили выцветшее синее покрывало – из тех, что продает религиозная община амишей, – лежавшее на кровати с балдахином. Ласки их становились все более и более чувственными. Прохлада комнаты лишь придавала им желание как можно дольше забыться в пленительной неге. Постепенно, под воздействием ласк, их тела стали изнемогать от возбуждения. Они слились в наслаждении. Когда их дыхание вновь стало ровным, они снова отдались друг другу.

Мисочки с душистой смесью с запахом корицы и букеты засушенных цветов благоухали ароматами Новой Англии. На старинный особняк опустилась тишина, изредка прерываемая поскрипыванием перекрытий. Часы на первом этаже пробили три раза. Мод и Майкл уснули на какое-то время один в другом.

В четыре часа они приняли душ и переоделись. Нежно обнявшись, они шли по песчаной тропинке, спускавшейся к пляжу. Майкл показал небольшой дом, the pink house, [23] который его родители прежде снимали на лето. В пятницу на пляже было пустынно. Они скинули обувь и ступили на мелкий белый песок. Океанский бриз развевал их волосы. Стебельком камыша они рисовали сердца, в которые вписывали свои инициалы. Морские волны, набегая, стирали все, словно ластик. Тогда они со смехом отпрыгивали назад и рисовали на мокром песке новые сердца. Взявшись за руки, они вихрем летали в безудержном хороводе, пока у них не начинала кружиться голова. Они веселились, как дети. А позже, растянувшись на песке, рассказывали друг другу свои мечты, забыв обо всем на свете.

23

Розовый домик (англ.).

Около семи вечера они решили поужинать в маленьком городишке Сэг-Харбор, что находился и нескольких милях от Амагансетта. В старом порчу, где у пирса стояли китобойные суда, они приметили летнее кафе в форме корабля. Клиенты заведения сачком вытягивали из огромного аквариума омаров и, потягивая пиво, дожидались, пока их приготовят. Они нашли свободный столик на верхней палубе. Мякоть омара, щедро политая растопленным маслом, была упругой и ароматной. Они заказали сухое белое вино и, смакуя его, любовались парусниками, которые либо вставали на рейд после проведенного в море дня, либо отчаливали от дебаркадера в лучах заходящего солнца.

– Ты замерзла?

Вечер был мягким, но Майкл заметил, что Мод дрожит.

– Нет, все хорошо…

– Я так счастлив, что ты увидела эти места. Я хотел разделить это с женщиной, которую по-настоящему полюблю…

Она взяла его руку и поднесла к губам.

– Я тоже очень счастлива… Я люблю тебя…

Он продолжил:

– С тобой жизнь спокойна и легка. Я хотел бы продлить ее до бесконечности. Мне никогда не будет скучно рядом с тобой… Что случилось?

– Ничего.

– У тебя странный вид.

– Я просто подумала об одной вещи.

– Ты уверена, что все в порядке?

– Уверена… Скажи, Майкл, что было бы, не подойди ты тогда ко мне в книжном магазине? Или не прими я твое приглашение выпить кофе?

– Наша жизнь была бы иной.

– Может быть, ты жил бы тогда вон с той девушкой… И она сидела бы сейчас на моем месте, напротив тебя…

– Иногда мы лишь чудом не проходим мимо своей судьбы! Сколько людей женятся, не испытывая друг к другу настоящих чувств? Не всем же везет, как нам!

– А потом, бывает, что люди ошибаются! Когда я, например, выходила замуж, то думала, что люблю его.

– А если бы то, что случилось, не произошло?! Возможно, ты была бы счастлива с ним?

– Но это произошло, и теперь я его ненавижу! Я избежала худшего!

По ее щекам текли слезы.

– Что с тобой? – Он рассмеялся. – Ты плачешь?

– Мне стыдно от того, что я так ошиблась. Мне стыдно за свое прошлое.

– Забудь его, Мод! У вас ведь не было детей! Вас ничто не связывает! Ты свободна!